Иванов, Петров (Миронов) - страница 2

А сейчас вместе со всеми окружающими тебя товарищами-соратниками по этой войне, плевать, какие на нем погоны, сколько звездочек, или просто чистые, какую он занимает должность, рубишься с духами. Хотя, если говорить уж начистоту, то только законченные клоуны носили звездочки на погонах верный признак офицера, и, соответственно, лакомый кусочек для снайпера и захвата в плен.

И бьешься плечом к плечу со всеми наравне. Понимаешь, что, ПОКА, твое мастерство, опыт, он не востребован. Ну, ладно, я начинаю повторяться.

Захватывали пленных, но толком из них никто ничего рассказать не мог. Лишь, то, что знали - какая банда стоит против нас, примерное количество, вот пожалуй и все. Были артисты, которые начинали кидаться, брызгать слюной, что-то кричать про "русских собак", вспоминать своего Всевышнего, разговор не получался, поэтому и быстро кончали их. Да, не гуманно, вопреки всем расхожим понятиям о гуманизме, правах человека и прочей ...

Вопрос не в этом. Был бы законный противник, тогда базаров немае, а так - оголтелые родные бандиты, под флагом религиозной войны. Тем паче сидим в окружении, что нам с ними делать? Махать белым флагом, чтобы духи дали нам "зеленный коридор" для вывода пленных? Бред свинячий!

Родное руководство из Москвы и Моздока слало по ЗАСу шифрованные сообщения. По началу мы с моим старшим группы Георгием Красновым, еще что-то пытались расшифровать, но там везде было одно и тоже.

Докладывать, какие спецоперации проводим, сколько боевиков захвачено, благодаря нашим героическим усилиям, сколько оружия и боеприпасов и прочую муть.

Мы - это оперативная группа из двух майоров военной контрразведки. Старший - Краснов, номер два - я - Алексей Салтымаков. У обоих опыт боевых действий, оперативный опыт.

Родина, Судьба, Бог, руководство столкнула нас в этой жизни. В последнюю минуту мне сказали, что вылетаю я в Чечню. У опера, который должен был ехать, внезапно заболела жена. Меня терзают смутные подозрения, что все это было сделано нарочно. Ну, да, ладно. 25 декабря 1994 года я сообщил жене о свалившемся на нашу голову "Счастье" и рванул на фронт. Прибыл к месту аккуратно в десять часов утра 31 декабря 1994 года. Гоша сидел в своем кунге и тоскливо смотрел на нераспечатанную бутылку водки - пить один он не имел привычки. И тут появляюсь я.

Короче. Завтрак, обед - все вытекало одно из другого. А потом, когда в части накрыли столы, прямо посреди машин, и только начали разливать шампанское, со стороны узла связи прибежал дежурный по связи. Бежал он молча. Лишь бумажка белела у него в руках. Был он бледен, лишь молча разевал рот. Подбежал к командиру и протянул телеграмму.