Спасите наши души (Тарасенко) - страница 3

«Фу, как омерзительно торчат у него волосы из ушей. Такие черные, короткие, скрученные», — девушка отвернула голову и закрыла глаза. Мужские губы впились ей в шею, потом еще, еще… Насытившись, они медленно стали передвигаться в сторону уха, оставляя за собой на женской коже слюнявый след. «Черт, опять синяки на шеи оставит. Снова придется одежду с высоким воротом носить». Наконец губы добрались до уха, и зубы впились в него. «Сейчас укусит за ухо, а потом кончит. Он всегда так делает — кусает за ухо, а потом кончает». По телу мужчины пробежала легкая дрожь. Он дернулся, вытянулся и обмяк на женщине. «Кончил. Наконец–то. Отработала. А вообще то этому козлу надо сказать, что существуют презервативы. А то взял за моду трахаться без них. Я ему кто — жена? Мало того, что из–за этого всякую химию приходиться глотать, он еще и заразить же может. Спит же со всеми подряд». Мужчина тяжело сполз с девушки. «Сейчас чмокнет в щеку, повернется на бок и заснет. Боров, и несет как от борова. Господи, ну зачем я так с ним сегодня набралась. Так и спиться недолго… А–а–а, ну и что. Все по фигу». Мужчина повернулся на бок. Вскоре его дыхание стало ровным и спокойным. «Кажется, заснул. Сегодня даже не поцеловал. Скотина. И то хорошо — лишний раз не глотать его слюню. И все равно — скотина», — девушка встала с кровати и пошла в ванную комнату. Там она встала в ванну, задернула занавеску взяла в руку душ и открыла воду. «Жила — была девочка. У нее были папа и мама. Потом папы не стало — ушел к другой тете. Девочка росла, хорошела, читала книжки о красивой любви и мечтала, чтобы к ней, как к Гриновской Ассоль приплыл на бригантине с алыми парусами прекрасный капитан Грэй. Девочка, вернее уже девушка, окончила школу и поступила в институт. И тут заболела мама. Тяжело заболела. И нужна была операция, и нужны были деньги. Девушка очень любила маму и чтобы заработать деньги, пошла на панель. Но мама все равно умерла. И уже никто и ничто не сможет вернуть ей жизнь, как никто и ничто не сможет вернуть девушки девственность, проданную за деньги», — девичья рука сердито крутанула кран горячей воды. «Вот так, моя дорогая Инна, вместо бригантины с алыми парусами — серебристый «Опель», вместо прекрасного, стройного капитана Грэя, сто двадцатикилограммовый рэкетир Гриша. И все, и никуда не деться. Прогнать этого борова? Ага. Черта с два. Убьет или по кругу среди своих дружков пустит. Он мне уже раз показал, что он может со мной сделать», — девушка положила душ на дно ванны и стала энергично намыливать себя. Затем вновь взяла душ в руку и направила воду на себя. «Скотина, приревновал тогда меня неизвестно к кому. Позвал сюда своих дружков, ну те и начали. Один за руки держал, другой ноги раздвигал, ну а третий уже начал примериваться. А этот ублюдок смотрел и улыбался. В самый последний момент остановил. И сам трахнул. Подонок». Горячие струи воды сильно и, в тоже время, нежно теребили девушке кожу. Журчала вода, текли мысли. Постепенно вода смыла всю грязь с тела, а ее тепло все нерадостные мысли из головы. На их место деликатно, ненавязчиво впорхнули другие — сладкие, горячие. «Хорошо то так, ох как хорошо», — девушка стала одной рукой гладить себя. «Как тепло, как приятно», — женские пальчики исподволь, томительно–сладко добрались до соска груди. «А теперь немножко пощипаем. Тихонько, тихонько, осторожненько, осторожненько. Ох… — девушка оперлась спиной на стенку, — и твоего братика не забуду, он тоже хочет, что бы его погладили по головке, — рука не спеша подмяла под себя другую розово–коричневую плоть. — Все, завтра заскочу к Наташке, не могу больше. Хочу любить, ласкать и что бы меня ласкали не противные, а любимые руки… Ох, Инка, Инка. Спишь за деньги с этим боровом Гришкой, а за кайфом прыгаешь к Наташке в постель».