Благодарю всех за совместную работу.
23 апреля 1973 года.
П. Шелест».
На приеме у Брежнева я был с 19.00 до 20.30 — разговор состоялся длительный и изнурительный, хотя он и был относительно спокойным. Брежневу я высказал все, что у меня накопилось на душе и сердце: о несправедливом ко мне отношении, необъективности, предвзятости решения моих вопросов, об организованном третировании и травле меня. Высказав все это, я тут же вручил мое заявление Брежневу, он его долго читал, очевидно, обдумывал, что же мне на него ответить, и наконец сказал: «Что же ты хочешь, чтобы после смерти поняли, что я на тебя гонения устраивал? Нет, заявление такого содержания я не возьму от тебя». Начал предлагать разные варианты моего заявления, попытался даже угрожать мне: можно, мол, решить с тобой по-всякому, так, что тебе товарищи и руки не подадут. Я его в упор спросил: «В таком случае скажите, что мне ставилось в вину, когда решался вопрос о моем уходе с Украины?» Он долго елозил, но сказал: «Накопилось много материалов, часть правды, но много и наносного». Я настаивал на том, чтобы мне Брежнев сказал правду. Я говорил, что вправе знать, должен знать о себе. Брежнев много думал и сказал: «Ты много проявлял самостоятельности в решении вопросов, часто не считался с Москвой. Были элементы местничества и проявления национализма». Я все это категорически отверг как клевету и наговор. Что касается проявления самостоятельности в решении вопросов, так по-другому я и не мог работать, и вся моя работа была для партии и народа. Еще раз я попросил Брежнева установить мне пенсию и льготы, не третировать мою семью, прекратить травлю меня. Возможно, в будущем предоставить мне какой-то участок работы, только на производстве. Он пообещал сделать все возможное. Тут же я ему вручил личное письмо, в котором изложил обстановку, предостерег его от некоторых пагубных явлений, а именно: от непомерного роста его культа личности, подхалимства, льстецов. Все это может кончиться печально для него. Он мое письмо прочел и спрятал при мне в свой сейф. Расстались мы с Брежневым «хорошо». Я даже от него получил поцелуй, но это был поцелуй иуды, ибо все, что со мной произошло, это дело рук самого Брежнева, его подхалимов и льстецов, которых он больше всего любит. Я сказал Брежневу, что по состоянию здоровья я не могу быть на Пленуме ЦК, и просил его решить мой вопрос в мое отсутствие. Он пообещал все сделать в спокойной и «объективной» форме. Вот так и закончился этот тяжелый разговор. Свое гнусное, подлое «дело» сделали клевета, дезинформация, лесть, подлость отдельных «политических деятелей. Все это я еще раз высказал Брежневу и изложил в письме, которое ему лично адресовал.