Хадасса смотрела, как Атрет устало присел, откинувшись спиной к противоположной стене.
— Ты взял Его за руку? — спросила она.
— Не знаю, — мрачно ответил он. — Не помню.
— Ты проснулся?
— Нет, — Атрет медленно задышал, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Еще нет. — Он закрыл глаза и судорожно сглотнул. — Я слышу крик младенца. Голенький, он лежит на берегу моря. Я вижу, что на него идет с моря волна, и знаю, что она его смоет. Я пытаюсь его взять, но волна накрывает его. И вот тут я просыпаюсь.
Хадасса закрыла глаза.
Атрет откинул голову назад.
— Расскажи мне. Что все это значит?
Склонив голову, Хадасса молилась о том, чтобы Господь дал ей мудрости. Так она сидела довольно долго. Наконец, она подняла голову.
— Я не пророчица, — снова сказала она. — Толковать сны может только Бог. Но кое–что я, наверное, смогу объяснить точно.
— И что же?
— Человек, протягивающий тебе руки, — это Иисус. Я рассказывала тебе, как Он умер, как был пригвожден к кресту, как Он воскрес. Он протягивает к тебе Свои руки. Возьмись за них и держись. В этих руках твое спасение. — Она помолчала. — А вот ребенок…
— Я знаю о ребенке, — на лице Атрета отразилось плохо скрываемое волнение. — Это мой сын. Я много думал о том, что ты сказала мне тогда, когда пришла в пещеру. Тогда я ответил тебе, что мне все равно, что будет с этим ребенком. — Он замолчал, потом заговорил снова. — Я посылал весть о том, что хочу взять ребенка, когда он родится.
Заметив встревоженный взгляд Хадассы, Атрет резко встал и беспокойно зашагал по камере.
— Поначалу я подумал, что, если я заберу его, это причинит боль Юлии. Но желание взять его к себе становилось непреодолимым. И я решил забрать его и вернуться в Германию. Я ждал, и вот, мне принесли весть. Ребенок родился мертвым.
Атрет горько засмеялся.
— Но это была ложь. Ребенок родился живым и здоровым. Она приказала бросить его в горах умирать. — Голос Атрета задрожал от слез, и он провел руками по волосам. — Я тогда сказал тебе, что даже если Юлия положит его к моим ногам, я отвернусь и уйду. Но именно это сделала она. Положила его на камни и ушла. Я ненавидел ее. Я ненавидел самого себя. Ты говоришь, что Бог смилостивился надо мной. Да уж, конечно, Бог смилостивился.
Хадасса встала и подошла к Атрету.
— Твой сын жив.
Он застыл на месте и посмотрел на нее сверху вниз.
Она дотронулась до его руки.
— Я не знала, что ты хотел забрать его, Атрет. Иначе я принесла бы его прямо к тебе. Пожалуйста, прости меня за ту боль, которую я тебе причинила. — Хадасса обессилено опустила руку.