Серт успел разглядеть мелькнувший в глазах собеседника огонь, который Атрету в следующее мгновение с большим трудом удалось скрыть. Серт остался очень доволен. Теперь ему стало ясно, что Пилия была не более чем изящной уловкой. Значит, между Атретом и вдовой установились какие ни на есть, но все–таки отношения.
— У меня есть с десяток гладиаторов, которые с удовольствием составили бы ей компанию, — сказал он, пожав плечами, продолжая свою игру и внимательно следя за реакцией Атрета.
— Так что ты скажешь? — спросил Серт, растянув губы в самодовольной кошачьей улыбке. — Назови цену.
Огонь, который разгорелся было в Атрете, превратился в лед.
— Дай мне подумать, — сказал он, как бы принимая предложение Серта. Он налил себе еще вина. Откинувшись на диване, он как можно непринужденнее улыбнулся. — Тебе ведь тогда придется забрать и ее писклявого щенка. Он внимательно всмотрелся в глаза Серта и увидел в них блеск.
Упоминание о ребенке встревожило Серта. Если это ребенок Атрета, он, разумеется, так просто его не отдаст.
— Я и забыл, что у нее ребенок.
— Да, представь себе. Ты ведь видел его в прошлый раз. Она оборачивает его в свою шаль и носит у груди. Он просто растет у нее на руках.
— Я так понимаю, что причина твоего недовольства ею именно в этом ребенке, — сказал Серт.
— Пожалуй, да, — сухо произнес Атрет.
Вновь вошла Пилия, неся на подносе деликатесы. Когда она в первую очередь поднесла поднос Атрету, ее глаза просто пылали. Атрет знал, о чем она думает. Неужели все женщины такие дуры? Он взял хороший ломоть свинины, обмакнул его в соус и стал смачно поедать, несмотря на отсутствие аппетита. Серта это, кажется, забавляло.
— Кстати, о женщинах, — сказал Серт, взяв с подноса лишь горсточку фиников, — говорят, что великий Атрет, непобедимый на арене, был сражен без боя обаянием первой красавицы Рима. — Это был безошибочный удар по самолюбию Атрета. Прекрасно. Гордость Атрета всегда была самой большой его слабостью.
— И кто же распространяет эти слухи, Серт? Уж не ты ли?
— Чтобы потом прийти сюда и все это тебе рассказать? Ну не такой же я идиот, Атрет, да и жить мне пока еще не надоело. Может быть, это госпожа Юлия наговорила про тебя много такого… в весьма нелестных тонах?
— Что до этой ведьмы, то пусть она трезвонит на всех углах все, что ей вздумается, — мне до этого нет никакого дела!
— А ты, значит, в это время будешь сидеть здесь в одиночестве и зализывать свои раны?
Атрет посмотрел на него.
— Что значит, зализывать раны? — тихо переспросил он.
Серт почувствовал, как у него мурашки забегали по спине от взгляда этих голубых глаз, но при этом не оставил попыток дальше бить по самолюбию гладиатора.