Бамбуковый веревочный мост меня укачивает, словно колыбель, которую отец привязывал во дворе. Река поет колыбельную песню. Я здесь своя. Земля окружает меня надеждой, дороги носят меня на своих горбах, домашние очаги, развеянные по ветру, обдают меня воспоминаниями. Колыбельная песня подготавливает к завтрашнему дню.
* * *
Рана за раной, смерть за смертью, а Вьетнам становится все сильнее.
В Трояне, старинном болгарском городе, добрый дядя поймал две рыбки в реке и принес их в подарок Ха. Мы пустили их в банку с водой. Они забегали так стремительно, словно хотели убедиться, что все еще живы.
— Рыбки танцуют! — кричит Ха и радостно прыгает вокруг банки.
Упругая, ловкая, она и сама как плотвичка, выловленная из родной реки. И она пущена в тесную банку с чужой водой, мучается, мечется, словно хочет уверить себя, что она все та же.
Теперь она кормит рыбок крошками от своей булки. Но рыбки отталкивают корм, обходят его, предпочитая голод непонятной и чуждой пище.
Так и Ха отстраняет непривычные лакомства. Шоколад ей кажется грязью, рахат-лукум — клеем, сыр, запеченный в булочке, плесенью.
Утром обе плотвички серебристыми животиками вверх плавают на поверхности. Ужасаюсь. Как воспримет эту картину сознание ребенка? Нужно их спрятать, сочинить какую-нибудь небылицу, сказку, что они убежали ночью к себе в реку, выпрыгнули в окошко. А их спрятать, закопать где-нибудь, чтобы не попались потом на глаза.
Только собираюсь все это проделать, как Ха просыпается. Мгновенье, и она возле банки. У меня в горле появляется горький ком.
Помню, в детстве я подобрала птенца с перебитым крылом. Кормила его с ладошки, поила из своей чашки, а потом его съела кошка. Я болела неделю. Не могла есть и спать. Впервые испытала горечь бессилия и сладость плача.
Жду, сейчас и она закричит, пронзенная болью, жалостью, будет винить меня. Смотрю на нее и не верю своим глазам. Личико исполнено спокойствия мудреца:
— Рыбки умерли? Когда?
— Ночью, — начинаю нести несусветный вздор. — Они спали… им снилась речка… Они хотели вернуться…
— Ну! Не может быть.
Потом дергает меня за платье и заговорщически шепчет, показывая в сторону кухни:
— Давай поджарим их и съедим.
Сквозь распахнувшееся окошко вижу ее голодные дни. Мать насильно заставляла пить теплую воду, чтобы наполнить желудок перед сном.
О рыбках она забыла сразу. Не так ли забудет и меня?
Ну что же, так даже лучше. Жалость в наше время — излишний груз.
* * *
Жизнь ты получаешь, как подарок.
Вдали показался Ханой, зеленая копна его парков. Но другое приковывает мой взгляд. Разрушен вагоноремонтный и паровозоремонтный завод. Целая костница