После перестройки завод чудом не перешел в частные руки, остался государственным, сначала получив статус ФГУП, а затем переформатировавшись в ОАО со стопроцентным государственным участием. И вот теперь этот пакет акций почему-то решено было продать.
Интерес к молочному заводу давно проявляли инвесторы, как российские, так и заграничные. О своем желании прибрать производство к рукам говорили и украинские, и американские, и финские переработчики, вот только все эти разговоры так и оставались разговорами. А вот сейчас…
«И правда, как же мы жить-то будем? – печально думала Лера, руки которой ловко выполняли привычную работу. – Я же больше ничего не умею. У Олега зарплата небольшая, Игорь алименты не платит, пока еще этот суд состоится. А тут еще и «молоко убежало».
Впрочем, долго переживать по поводу неприятностей, которые еще не случились, было не в Лерином характере. Она решила, что нужно бы собрать побольше информации о том, что происходит, и мысли ее переключились на постоянно занимавшую ее в последнее время историю с изразцами, а также с убийством Валентина Резвухина. В конце концов, увольнять ее собирались не сегодня, даже с учетом происков начальника, а значит, пока можно было не расстраиваться.
* * *
Каждый раз любовница напоминала ему вчерашний кофе – очень черный, очень сладкий, но безнадежно остывший. Тонкая талия, переходящая в тугие, слишком крупные бедра, будила воображение лишь пока все это великолепие скрывалось под одеждой. В голом виде она была напрочь лишена изящества, как, впрочем, и положено дворовой девке, ублажающей барина. Простолюдинка, деревенщина, чего с такой взять! Как бы она ни корчила из себя томную даму девятнадцатого века, а крестьянское нутро никакими рюшечками, оборочками и кринолинами не скроешь.
Больше всего ему хотелось только одного – переговорить и уехать, но обижать ее было нельзя, ни в коем случае нельзя. Конечно, она вряд ли могла до чего-то додуматься, глупа слишком, но нет ничего страшнее обиженной женщины. Поэтому он старательно, по нотам, разыгрывал охватившую его страсть, пил свой остывший, чересчур сладкий черный кофе, в нужных местах стонал, в нужных рычал, думая о своем.
Для того чтобы кончить, ей нужно было много времени, поэтому он и мог себе позволить в голове заниматься своими делами, чтобы в нужный момент ненадолго сосредоточиться на испытываемых физических ощущениях, необходимых для собственной разрядки. Для того чтобы кончить самому, он представлял, что держит в руках Наталью Гончарову-Пушкину-Ланскую, красавицу с глазами лани, что это она бьется под его тяжелым телом, она кричит от настигающего ее удовольствия. Разряд, и вот уже он сам выгибался дугой, разряжаясь и обмякая. Он всегда поступал так с любой женщиной, которую трахал. И с женой тоже. И с этой вот… Мариной.