«Это продлится недолго. Скоро я уеду и покину его, надеюсь, навсегда».
Тем временем, однако, она чувствовала, что это длительное общение с ним приносит свои плоды: щеки ее покрывались румянцем при его приближении, а сердце билось от восторга. Она пыталась сдерживаться, но с таким же успехом можно было пытаться остановить бриз, который надувал паруса проплывающих мимо берега кораблей.
Стоял тихий вечер, довольно прохладный для июля, ничто не нарушало тишины, если не считать жужжания насекомых, и леди Изабель со своим спутником также хранили молчание, лишь сердце ее бешено стучало от переполнявшего ее счастья. Если бы не упреки совести, чувство вины, одним словом, если бы не ее замужество, она согласна была бы сидеть вот так всю жизнь, не проронив ни звука. Чувствовал ли он то же самое? Несколько месяцев спустя он говорил ей, что это было именно так, но кто может сказать, не лукавил ли он!
— Помните ли Вы, леди Изабель, тот вечер, такой же, как сегодня, который мы все провели в Ричмонде? — внезапно спросил он. — Ваш отец, миссис Вейн, Вы, я и другие?
— Да, я помню его. Мы провели замечательный день; с нами тогда еще были обе мисс Челлонер. Вы везли домой миссис Вейн, я ехала с папой. Вы правили просто безрассудно, как мне помнится, и миссис Вейн заявила, вернувшись домой, что никогда больше не поедет с Вами.
— До следующего раза, она имела в виду. Эмма Вейн была самой капризной, тщеславной и привередливой женщиной, и не сделалась лучше, став Эммой Маунт-Северн. Она просто пустая кокетка, и ничего более. Я специально правил так, чтобы напугать ее и рассчитаться.
— Что она сделала Вам?
— Вывела из себя, навязав свое общество, когда я хотел посадить с собой другую даму.
— Бланш Челлонер.
— Бланш Челлонер! — насмешливо повторил он. — Она была мне совершенно безразлична.
Изабель вспомнилось, что тогда он казался весьма увлеченным Бланш Челлонер, очень миленькой девушкой семнадцати лет.
— Миссис Вейн обвиняла Вас в том, что Бланш Вам нравилась.
— Ну, она говорила, что я увлекся еще кое-кем, кроме Бланш Челлонер, — сказал он многозначительно, — и, в данном случае, она попала точно в цель. Нет, леди Изабель, не Бланш Челлонер хотел я везти в тот день домой. Разве тогда Вы сами не могли догадаться? — спросил он, поворачиваясь к ней.
Его голос и взгляд говорили красноречивее любых слов, и леди Изабель отвернулась, почувствовав, как горячий румянец заливает ее щеки.
— Прошлого не вернуть, — продолжал он, — но как же глупо мы оба распорядились нашими судьбами. Ведь мы же созданы для того, чтобы любить друг друга. Мне иногда казалось, Вы понимали, что я чувствовал к Вам.