— Вечеринка! — эхом отозвалась мисс Карлайл.
— Четверо или пятеро судей придут выкурить по трубке. Ты поставишь свинцовую табакерку отца и…
— Не пущу! — возопила мисс Карлайл. — Я что, по-твоему, должна отравляться табачным дымом из дюжины трубок?
— Тебе не обязательно сидеть в комнате.
— Им тоже. По всему дому только что повесили чистые занавески, и я не позволю закоптить их этими ужасными трубками!
— Корнелия, — ответил м-р Карлайл серьезным и решительным тоном, который всегда имел на нее действие, какой бы своенравной она ни была, — я пригласил их по делу, понимаешь: по делу; и они придут к нам. Если возражаешь против их пребывания в гостиной, мне придется пригласить их в мою спальню.
Слово «бизнес» всегда имело для мисс Карлайл только одно значение, а именно — «делать деньги». М-р Карлайл знал ее слабость и играл на ней иногда, если другими средствами достичь цели не удавалось. Ее любовь к деньгам доходила почти до страсти; получить деньги или узнать, что он получает их, было для нее счастьем. Чего нельзя было сказать о нем: сколько тяжб, которые могли бы озолотить его, дойди дело до суда, ему удалось уладить, и скольких противников он помирил своими честными, искренними советами!
— Я куплю тебе новые занавески, Корнелия, если теперешние пострадают от их трубок, — спокойно продолжал он. — И я действительно вынужден просить тебя уйти.
— Не раньше, чем я доберусь до сути этого дела с Барбарой Хэйр, — решительно ответила мисс Корни, смирившись с поражением в деле с трубками. — Ты очень умен, Арчи, но меня ты не обманешь. Я спросила Барбару, зачем она пришла сюда. Она ответила, что это было какое-то дело касательно денег для ее матери. Я спрашиваю тебя, и ты говоришь, что они хотят знать твое мнение о той переделке, в которую угодили судьи. И то, и другое — неправда, и вот что я скажу тебе, Арчибальд: я узнаю, в чем тут дело. Я хотела бы знать, какие у тебя секреты с Барбарой Хэйр.
Она совершенно прямо сидела в своем кресле и пристально смотрела на него с немалой высоты, которой даже в сидячем положении достигала ее величественная фигура. Они были мало похожи друг на друга: разве что шириной лба и тем, как у обоих волосы росли, выгибаясь дугой от висков. Волосы мисс Карлайл уже начали седеть, и она носила их локонами, исключительно гладко зачесанными назад и столь же исключительно ровно скрепленными посредством гребешков. Лицо ее было бледным, с неплохими чертами, и совершенно непримечательное, если не считать твердого, решительного выражения; глаза ее, широко открытые и проницательные, были того оттенка, который принято называть «зеленым». И, хотя она и не могла похвастаться особой красотой, в Вест-Линне хватало женщин, менее привлекательных, нежели Корнелия Карлайл.