— Мне многое кажется странным, — я обратила внимание на то, что Тагамуто не скрывала своих мыслей, а это значило то, что она высказывает значащую что-то идею.
— Он говорит на понятном Вам языке, — Анна не поднимала головы, разговаривая со мной достаточно тихо и незаметно со стороны.
— Я думаю, что каждое убийство — это трофей с посланием. Объяснением того, что убитый сделал. Выпотрошенные как скот. Бессердечные, которым сердце ни к чему. Бесстыдные, глаза которых не туда смотрели. Меняющие обличия, как змея — кожу.
Анна вскинула одну бровь, давая понять, что хочет услышать продолжение моих мыслей:
— Он снисходит до того, что объясняет свою волю всем, поясняет, что это не только развлечение, это заслуженная кара?
— Каждое убийство было сделано так, чтобы вы искали не то, что нужно.
Анна смотрит прямо на меня, и её глаза пытаются заглянуть прямо мне в голову:
— Вы хотите сказать, что он играет с нами и оставляет записки для того, кто их прочитает. Всё это время он кружит и оставляет отметины на пути, чтобы читателю было интересно открывать новые главы его истории.
Я прерываю зрительный контакт и опускаю глаза в книгу. Мне совсем не хочется, чтобы проницательная Тагамуто увидела истину. Слишком долго мне пришлось отрицать ее, чтобы сейчас принять как факт то, что все эти смерти были бессмысленны, и в то же время полны определенного значения. Это было обращение, шарады, адресованные тому, кто сможет понять их язык. Сладости на дорожке, ведущей Гензеля и Гретель к пряничному домику.
— Вполне возможно, что его близость с Вами является тем, что поможет нам его поймать. Насколько он доверяет Вам? — Тагамуто полна холодного расчета. В ее исполнении он означает одно — какова бы не была подоплека странного диалога убийцы с миром, она оставит правду на потом. До того момента, когда за Хорстом не закроется дверь камеры. А затем Анна Тагамуто примется за оставшиеся вопросы.
— Достаточно, чтобы заставить его признаться так, как нужно вам для его ареста, — шорох страниц звучит оглушительно громко в тишине.
Пользуясь секундой, я бросаю взгляд на женщину. Меня поражает и удивляет её хладнокровие и спокойствие. Наверно такими выглядят рептилии в глазах окружающего их мира. Незаметные, сливающиеся со стволами деревьев, зелеными побегами. Вертикальные зрачки никогда не упускают из виду ни единой мелочи, словно в их головах идет непрерывный анализ и обработка информации. Хотелось бы мне заглянуть в голову Анны, увидеть ход её мыслей, попытаться понять — что делает её такой совершенной и отстраненной. Но мне хватает и того, что мой мозг практически постоянно занят Гаспаром и его совершенными партиями в игре. В глазах Анны я всегда вижу мизерное значение жизни и смерти, если они лежат на одной из чаш весов, тогда как на другой находятся её цели. Глаза Анны пусты и холодны, но при этом за ними живет что-то другое, что руководит её совершенной логикой.