* * *
Мир вокруг, тем временем, бурлит и волнуется. Мимо дома по-прежнему проезжают патрульные машины, сверкая огнями в ночи. Люди с долей страха возвращаются домой, и их страх умело подогревается газетенками, которые снова и снова мусолят происшедшее. Но что-то подсказывает, что скоро все успокоится и затихнет, беспечно забыв жуткие убийства.
Пока мы едем по широкому шоссе, уводящему автомобили вверх, из города, я смотрю на проносящиеся мимо зеленые кустарники с мелкими розовыми цветами. Гаспар молчит, как всегда, и я не нарушаю тишину, позволяя только ветерку шелестеть в приоткрытое окно.
Гаспар словно стал неотъемлемой частью моей жизни, моего дома, моих вечеров. Моей тишины. У меня складывается ощущение, что нет моментов его приходов потому, что он и не покидает дом. Если спросить — помню ли я, как он приходит или уходит, я увижу лишь нечеткие, смазанные образы. Потому, что он занял свое место, и оно никогда не пустует. Он разделил мою жизнь, мои вечера, мои маленькие трудности и мои волнения вместе со мной, не выказывая при этом громкого сочувствия или не давая «дружеских» советов. И я слишком привыкла к нему, настолько, что не могу сама объяснить себе — как получилось так, что случайный знакомый стал мне настолько близким человеком.
Наверно родственные, близкие друг другу люди, это те, кто может и не разделяет друг с другом абсолютно каждый момент, каждые вещи, но при этом с ними ощущаешь себя так, будто ты — дома. И ничто не может помешать этому.
Тем временем машина уверенно уносит нас из города. Позади остается огромный муравейник домов и улиц, а дорога по-прежнему уходит вверх, куда-то дальше от побережья. На мой вопрос — как далеко мы едем? — Гаспар загадочно улыбается и лишь заверяет меня, что это уже совсем не далеко. Мне остается только поверить ему и смотреть на то, как вокруг расстилаются каменные уступы, ограничивающие повороты дороги.
Обещание не заставляет себя долго ждать. Еще через десять минут машина резко поворачивает, поднимая клубы пыли. Когда она оседает так, чтобы хоть немного освободить видимость вокруг машины, я вижу, что мы оказались внутри огромной каменной чаши, расположенной посреди цепи скалистых гор. В самом ее центре клубится пыль, создавая облако ядерного гриба. Поодаль на солнце сверкает металл машин, настолько ослепительно, что глаза болят. Их достаточно много, но даже по сравнению с размерами этой каменной арены машин ничтожно мало.
Вот, что создает не рассевающийся столб. Десяток машин, а может и больше, разогреваются перед заездом.