— Здравствуйте, Эдуард Николаевич, — поприветствовал каперанга Макаров, поднявшись на борт. — Ну что, принимайте сначала меня с флаг — офицерами, а завтра пожалует и весь остальной штаб. Не стесним?
— Что вы, ваше превосходительство, — командир корабля, откозыряв, пожал протянутую руку адмирала. — И я, и моя команда почтём за великую честь то, что вы поднимаете свой флаг на 'Ретвизане'.
— Как ремонт? — не преминул поинтересоваться Степан у провожавшего его в салон Щенсновича.
— Практически уже закончен. Ещё пара дней и можно выходить в море. А если очень нужно — то хоть завтра в бой. Остались покрасочные работы, уборка, мелкие доделки.
— Ну что же, рад слышать. Завтра ещё не в бой, завтра у вас на борту состоится совещание с генералами по поводу обороны Цинджоуских позиций, так что будьте готовы, не хотелось бы, чтобы флот ударил в грязь лицом, принимая руководство крепости.
— Не извольте беспокоиться, Степан Осипович, — даже слегка обиделся командир корабля. — Примем Стесселя с его штабом в лучшем виде.
Очередной раз встретившись с Щенсновичем, Степан внутренне хмыкнул: не случайно, ох не случайно каперанг получил на эскадре прозвище 'Идальго' — высокий, худощавый, бородка клинышком, усы торчат в стороны — ну просто вылитый герой Сервантеса. Да и характерец имел тот ещё — с начальством не заигрывал, с подчинённых требовал по полной программе, но при этом и заботился о них также, 'по полной'. И являлся одним из ближайших кандидатов на присвоение адмиральского чина.
Кстати, усиленно растущее количество адмиралов в Артуре уже давно являлось дополнительной головной болью Маркова — Макарова: изначально, до его приезда, их имелось всего четверо — Ухтомский, Лощинский, Молас и Греве. Последнего командующий отправил во Владивосток, но тут же прилетели орлы на погоны Григоровича и Матусевича. А ожидалась новая 'стая двуглавых птиц' — в самое ближайшее время придёт приказ по поводу Рейценштейна, потом — Вирена, ну и, до кучи — Щенсновича. И это по самым скромным прикидкам — последние победы Тихоокеанского флота могут сделать императора и Адмиралтейство более щедрыми, чем в реальной истории. Ну, ладно Рейценштейн — он и так на адмиральской должности, а вот остальных куда девать? Солить? Топить?
С этими мыслями Степан дотопал до своего салона. Спать ещё категорически не хотелось, поэтому, попрощавшись с Щенсновичем, адмирал набулькал себе граммов пятьдесят коньяку, и продолжил размышлять на данную тему с вариациями:
Ну хорошо — сам с Моласом на 'Ретвизане', в этом же отряде 'Цесаревич' и 'Пересвет' с 'Победой', Ухтомский пусть поднимает флаг на 'Петропавловске' и командует тремя тихоходами, Лощинский остаётся при своих канлодках и тральном караване, Григорович при порте, Матусевич… Чёрт побери! — Нечего контр — адмиралу гонять по морю на миноносцах — пусть 'начмин' обоснуется либо на 'Амуре', либо на 'Новике'. Рейценштейн, естественно, на 'Баяне' при крейсерах… Едрёналапоть! 'Диана' совершенно не вписывается в компанию 'убойной тройки': 'Баян', 'Аскольд', 'Богатырь' — эта 'богиня' и семнадцать узлов с трудом выжимает… А боевая единица сильная, сильнее любого из японских бронепалубников, но именно ЕДИНИЦА. Не была бы 'Паллада' в ремонте — эта пара вполне могла бы являться самостоятельным крейсерским отрядом. Но в одном экземпляре — ни Богу свечка, ни чёрту кочерга… И в линию не поставишь без броневого пояса, ни к остальным крейсерам не присоединишь без потери отрядом двух — трёх узлов… И брандвахтой держать такой крейсер неправильно, и в океан на охоту отправлять жалко, тем более с такой дальностью плавания. Да и силуэт у неё больно приметный. Ладно, не снимать же с неё пушки, пусть ходит с броненосцами, тем более, что защитник от минных атак из 'Дианы' отменный…