— Публики не дрейфь, — сказал он. — Работяга понимает истинный талант, его подвывом не возьмешь…
Когда Петрович дышал, у него не вздымалась грудь. Этой «школе» он научил и Евгения Сергеевича. Вечера напролет Хвостов готов был слушать рассказы старого актера, подливая в рюмку любимый им «Наполеон». А тот бегал по комнате, изображая в лицах бывших приятелей, бурно жестикулировал. Совершенно не замечалось, что его левая рука короче — последствие фронтовой осколочной раны.
В каком-то закутке, заваленном позолоченными костюмами и масками из папье-маше, Евгений Сергеевич прочел отрывок из «Трех процентов сверх плана». Петрович внимательно слушал, кивал время от времени головой. Но Евгений Сергеевич видел — текст ему не нравится. Однажды во время студенчества на спектакле Хвостов увидел, как изо рта актера на сцене вырвалось белое облачко. После спектакля он рассказал об этом друзьям — они рассмеялись. Но затем каждый по отдельности признался, что видел то же самое — когда актер стоял на фоне черного бархата. Хвостов тогда понял — у людей одна правда для других, а вторая, настоящая — для себя. Однако отступать поздно…
…Одно за другим быстро проходили выступления на праздничном концерте. Зрители, участники слета передовиков, старательно аплодировали каждому артисту. Программа напоминала борщ — всего понемногу со всех Домов культуры и для остроты несколько профессиональных выступлений. Неизбалованный зритель, съехавшийся из тундры тайги и маленьких поселков, кушал его не жадно, но с аппетитом. Вел концерт Петрович. Подтянутый и помолодевший, стремительной походкой он выходил под свет рампы, а потом за кулисами озабоченно спрашивал Хвостова:
— Ты готов? Не вздумай отказаться!
«Сейчас, сейчас», — лихорадочно соображал Евгений Сергеевич.
Неумолимо приближался его выход. Вообще-то он понимал, что даже прочитай плохо, его возьмут в труппу, где всегда не хватает работников. Но хотелось прочитать с блеском, чтоб сразу — шквал оваций! Для себя хотелось, для проверки своего таланта. О, если бы в зале собрались лишь люди пожилые и старые! Молодежь не знает снисхождения — ей или истину, или… освистит. Евгений Сергеевич вдруг подумал, что скоро ему станет поздно жениться. Для жениха в тридцать лет внешность женщины играет меньшую роль, чем в двадцать. Сорокалетнему она почти безразлична — была бы жена тихая и хозяйственная, чтобы жить спокойно. И это страшно…
Потом Хвостов подумал, что Петрович устроил ему «смотрины» в благодарность за коньяк и многое другое, а сам посмеивается тайком. «Хоть бы меня позвали к телефону», — мысленно просил Евгений Сергеевич, прекрасно зная театральный закон — во время представлений актеров к телефону не приглашают.