— Юлька, — он почти тут же вскочил, бросился к двери, — впусти, ну впусти, прошу тебя. Никто и знать не будет… Неужто ты думаешь вот так весь век кручиниться, сохнуть? Слышишь, никто и знать не будет…
— Уходи прочь, — отдышавшись и сдерживая волнение, с возмущением приказала она, — и чтоб ноги твоей больше тут не было! Утешитель нашелся!..
— Знаю, все знаю, — пренебрежительно, совсем другим, каким–то злобным голосом проговорил Степан. — С ним, с Миколой, крутишься.
— Знай себе, — твердо отрезала она, — что захочу, то и сделаю, сама себе госпожа. А ты сюда больше и носа не показывай, кобель бродячий.
Сказала и ушла в хату; Степан еще что–то бубнил, а потом, наверное, дворами потащился домой, потому что шагов его под окнами не было слышно.
Юля, растревоженная, обиженная, долго не могла уснуть в ту ночь, думала: был бы муж, не унизили бы ее так, была бы защита…
Юля колола дрова и вспоминала все это. Когда разбила последнее полено, положила топор на колоду, а сама вышла на улицу. Хотелось взглянуть на сына — где малый, что делает, в каком он виде. Петька бегал с ребятами поблизости, был весь мокрый, наверное, набрал воды и в сапоги, потому что слышно было, как в них хлюпало.
Юля подозвала его и повела домой, заставила раздеться, разуться и полезать на печь. Она ругала себя, что так долго оставляла его без присмотра, простудится, тогда не оберешься беды.
Петька нехотя полез на печь, а Юля пошла к сараю. Положила у наружной стены два полена и начала складывать на них рубленые дрова: тут скорей высохнут, проветрятся, чем в сарае.
Сложила дрова в клетку, отошла и полюбовалась на свою работу, поправила несколько поленьев, лежавших косо или выпиравших наружу. Набрала сверху охапку дров и понесла в хату.
В кухне было темновато, тепло, и ей не захотелось оставаться тут, тянуло на холодноватый, освещенный низким неярким вечерним солнцем двор, где все больше чувствовалась весна, которая радовала и тревожила. Юля взяла ведро и пошла из хаты, выпустила из хлева корову, сгоняла ее к колодцу и напоила. Когда корова, оскользаясь, оставляя на льду царапины, вернулась с полными боками, Юля закрыла ворота на запор, бросила в ясли сена, а сама пошла в хату, начала топать возле печи — надо было накормить свиней и кур.
Управившись, решила протопить печку. Стало уже совсем темно, и она решила зажечь свет, щелкнула выключателем, но лампочка не загорелась. Очевидно, здешний электрик что–то ремонтировал и отключил электроэнергию на станции.
Юля наложила в теплую со вчерашнего дня печку березовых дров, заметила, что поленьев вошло совсем мало. Надо будет на этих днях выгрести золу, которой за зиму собралась целая куча, решила она. Наколов из сухого елового полена щепочек, надрала с березового круглячка коры и все это подсунула под дрова, подожгла. Когда дрова хорошо разгорелись, закрыла дверцы; в печке загудело, огонь взметнулся, красно светился сквозь дыры возле петель на дверцах.