Она сложила руки на груди, всем видом показывая, что не склонна торговаться. Настя возражать не стала – тут же отдала монету. Довольная Маргарет оттащила девушку в угол, подальше от любопытных ушей, встала почти вплотную, полушепотом затараторила:
– Вам свезло, леди. Я не только с Мартой дружила, но и Эмму в больницу провожала. Вся-то она в крови была. Ее же, бедную, не только избили и… как бы это сказать помягче, не для ваших ушей, леди… использовали, в общем. Ей еще и трость между ног вогнали, а потом обломили, чтоб выдернуть не смогла. Пришла она в ночлежку – уж не знаю, как добрела, а сама шалью зажимается. А с шали-то так и капает… Я сразу поняла: не жилица она. Ну, в больницу мы ее на себе тащили, уж и ногами с трудом передвигала.
– Она сказала, кто это сделал?
– Хозяйке не сказала, врачу тоже. Боялась она сильно. Хотя чего уж ей бояться было. А мне на ухо шепнула. И вот что я скажу, леди: ей-же бог, и Марта, подружка моя, тех же рук дело. Да и я чудом жива осталась. Два раза убегала…
– Почему не рассказала полиции?
– Полицию у нас не любят, – протянула женщина. – Да и конец бы мне сразу пришел. Вон, Жемчужная Полли тоже кое-что видела и сдуру брякнула, так полгода в Йоркшире у сестры пряталась. Потом вернулась, а сейчас не видно ее что-то. Кто скажет…
– Ты знаешь этого человека?
– Человека?.. – Маргарет прищурилась. – Нет, милая леди, человека я не знаю… – Она воровато оглянулась, потом приблизилась к Насте вплотную, обдав запахом пота и несвежих волос, и прошептала на ухо несколько слов. – А сейчас пойду я, леди. Я вас не видела и не встречала, а если полиция придет – от всего откажусь.
Маргарет отпрянула и быстро пошла прочь, повиливая задом. Настя еще долго стояла, глядя ей вслед, осмысливала услышанное. Потом наклонилась, погладила Сэра Генри:
– Поехали домой, малыш. Тут мы узнали все что можно. А теперь срочно к Данилке.
На столе, рядом с пробирками и ворохом бумаг, стыли чашки с чаем, стояла тарелка с бутербродами – Сенкевич на скорую руку соорудил из хлеба и копченого мяса. Сам же он вместе с Платоновым и Настей сидел на полу, подложив для тепла подушки. Между ними горами высились бумаги. Их выгребли отовсюду – с полок, из стола, изо всех углов. Троица была занята тем, что перебирала исписанные корявым почерком листки и раскладывала в несколько стопок. Работа продолжалась уже второй день, непросмотренных бумаг осталось совсем немного. Чуть поодаль, на коврике, снисходительно наблюдая за людьми, возлежал Сэр Генри. Призрачная девушка реяла под потолком, время от времени беззвучно заливаясь слезами.