Кружок Фудзинами собрался снова. Они и гейши проводили гостей к рикшам и помогли им надеть пальто и обувь. Их не удерживали, и, когда Джеффри проходил в передней мимо часов, он увидел, что было ровно десять; очевидно, время празднества было точно рассчитано.
Некоторые из гостей слишком увлеклись саке и флиртом, так что не заметили прощания, и последнее, что мог заметить Джеффри относительно члена парламента — жирного мужчины с опухолью, была какая-то петушиная пляска в углу комнаты, причем толстая рука законодателя высоко поднимала рукав его дамы.
Глава XII
Падают вишневые лепестки
Цвета еще ярки,
Но сыплются лепестки;
Кто в этом мире
Останется вечно
Теперь, углубляясь
В высокие горы сомненья,
Забудем мгновенные сны,
Пьянящие грезы.
— О хайо госаймас!
Хихикающие служанки приходят к хозяйке дома с традиционным утренним приветствием. Миссис Фудзинами Шидзуйе отвечает высоким, писклявым, неестественным голосом, который считается верхом изящества в ее общественном кругу.
Слуги проскальзывают в комнату, из которой она только что вышла, и двигаются бесшумно, чтобы не разбудить хозяина, который еще спит. Они вытягивают почти из-под него еще теплые матрацы, на которых лежала его жена, грубое деревянное изголовье, похожее на доисторический пережиток, белые простыни и тяжелое стеганое одеяло с рукавами, как громадное кимоно. Они скатывают все эти «ягу» (ночные принадлежности), убирают их и кладут в потайной шкаф на веранде.
Мистер Фудзинами Гентаро еще храпит. Через некоторое время его жена возвращается. Она надела утреннее платье — гладкое кимоно из серого шелка с широким оливково-зеленым оби. Из волос уже построена внушительная шлемообразная прическа — все японские матроны со своими затейливыми прическами имеют отдаленное сходство с Афиной Палладой и Британией. Требуется много внимания от причесывающего, чтобы вернуть к повиновению несколько прядей волос, выбившихся ночью, несмотря на эту жесткую деревянную подушку, мучительное высокое приспособление, придуманное женским тщеславием для того, чтобы предохранить от разрушения сложное сооружение из волос. Ее ноги были обтянуты в маленькие белые «таби», похожие на перчатки, с отделенным большим пальцем. Ходила она, выворачивая ступни внутрь и едва касаясь пятками пола. Такая манера влечет за собой сгибание колен и бедер, чтобы удержать тело в равновесии, и придает женщине крайне неуклюжий вид, который считается в Японии верхом элегантности; там такая грациозная походка прекрасной женщины сравнивается с «ивой, колеблемой ветром», а шарканье ее ног по половикам — с «шепотом ветерка».