— Неужели же классовому врагу мы должны россыпь отдать?! Ведь он, гад, выхватит из нее все богатство, а потом испоганит и бросит!
— Али не было случаев? — сейчас же поддерживает Иван Григорьевич. — На хищничестве капиталы наживали!..
— И думаем мы… — спокойно говорит Бахтеев, но я прерываю его и за него доканчиваю:
— Что надо найти тетрадь в сафьяновом переплете!
— Во-во! — с облегчением и восторженно заключают они оба.
Я наклоняюсь к столу, подавленный увлекательной тяжестью предприятия… Что же придумать?!
— Посмотри, — обращается ко мне Анисья Петровна, — вот книги, что остались от Рудакова. Должно быть, в сундук не ушли… Может, пригодятся?
Перелистываю. Книги по горному делу. На заглавной странице у каждой почему-то штамп «Розенфельд». Не нужны!
И опять тихо и взволнованно начинает говорить Бахтеев:
— Мы бы по партлинии к властям давно обратились. Да ведь не с чем! Арендатор и есть арендатор. Это все знают. И сейчас ему палки в колеса совать нельзя. На данном этапе он нужен… Но вот если он действительно рудаковские материалы имеет, а нас только за нос водит, — тогда другое! Тогда уж выйдет, что он обманом концессию получил, потому что богатую россыпь советскими силами выгоднее разрабатывать!.. Вот и надо раскопать эту штуку. Доказать нам надо… Берись-ка ты за это, Володя!
— Поезжай в Ленинград, — шепчет Анисья Петровна, — разыщи жену Рудакова и Иришу. Она уже большая теперь девушка, все понимает. У нее спроси о тетради…
— С женой помолчи, — советует Бахтеев. — Да и Ирину сначала узнай, чем она дышит, а уж потом говори. А если случится такое, что обе упрутся, тогда, понятно, к властям!
Отечески наставляет и Иван Григорьевич:
— Город ты знаешь, человек ты ученый. Отсюда тебя все равно выставляют, в чем же дело?
— Пятнадцать лет, как не был в Ленинграде, со времени ссылки… Но — поеду, конечно!
— Денег мы тебе собрали, — говорит Бахтеев. — Двадцать червонцев хватит?
— Денег мне, пожалуй, не надо, — отвечаю я. — У меня как раз двухнедельный отпуск, да за трестом зарплаты много! Ведь некуда здесь тратить…
— Нельзя, — гудят в один голос мои соучастники. — Дело артельное!
Широченные, совершенно нечаянные горизонты распахиваются передо мною! Я увижу жизнь, от которой был оторван долгие годы… Огромный город, новые люди!.. Заманчиво после снежных хребтов Алатау!..
— Я письмо напишу, — говорит Анисья Петровна, — там примут тебя, как родного!
Когда мы топчемся в темных сенях, отыскивая ручку двери, Иван Григорьевич беспокойно вдруг вспоминает;
— А где план?
Я прикладываю руку к боковому карману: