и поручили попечительству некого Карла Густавовича фон Ранненкампфа
[16]. Где она успешно и обреталась, даже ассистируя при операциях и пользуясь всеобщей любовью и уважением. А потом… ну, а потом, произошла амурная история. Лизавета влюбилась или верней вообразила себе, что влюбилась, в одного молоденького русского студента медика, который об этом даже и не догадывался. Антоша, так его звали, отправился вместе с бурами воевать Капскую колонию, а Лизавета, попыталась отпроситься у начальства, для того, чтобы проследовать вместе с ним. Декабристка етить… Но, как вы догадываетесь, ей никто не разрешил. Даже пригрозили отправить с первым пароходом в Россию — это, если она не отстанет. Упорства и сумасбродства Лизавете было не занимать и она недолго думая, самовольно сбежала, прихватив вещички, форму и санитарную сумку. А теперь…
— Карл Густавович меня домой отправи–и–ит…
— И правильно отправит, — утешил я девушку. — Чтобы в дальнейшем неповадно было.
— А я не хочу–у–у…
— А кто хочет? Что же вы Лизхен все бегаете?
— И ничего я не бегаю.
— Из Франции самовольно сбежала?
— Нет… да…
— Из госпиталя сбежала?
Лиза промолчала, очень ненатурально всхлипнула, а потом вкрадчиво поинтересовалась:
— А можно я с вами побуду Михаил Александрович?
— В смысле, Елизавета Георгиевна?
— Вот вы куда собираетесь?
— К людям.
— Вот и я с вами.
Я сделал вид, что поглощен тяжкими раздумьями, а потом неохотно согласился:
— Ладно Лизхен, так уж и быть. Но, требую беспрекословного послушания, а иначе…
— Так точно ваше благородие! — Лиза довольно улыбнулась и взяла под козырек.
— К пустой голове руку не прикладывают, а сейчас завтракайте и собирайтесь. И пожалуйста, смените это ваш балахон на гражданскую одежду… — я развернулся и пошел собирать скот, твердо решив завезти девчонку в тот самый госпиталь, куда она так не хочет. И уговорить главврача, сильно ее не ругать. Девушка она хорошая, местами вообще замечательная, даже нравится мне, но с собой ее таскать, я не хочу и не буду. Обузы мне на шею, еще не хватало. А вообще посмотрим, у самого особого желания воевать нет, навоевался уже, да и вроде как, не моя это война.
С матюгами запряг быков, а коняшек просто увязал цугом за повозкой. Каракового жеребца и симпатичную белую кобылку сразу оседлал — а вдруг быстро сваливать придется. Потом занялся собой. Закончив, глянул в котел с водой…
Ух, молодец. Настоящий доброволец. Бравый детина славянской наружности в образе милитари. На головушке фетровая широкополая шляпа, с загнутым с одной стороны полем. Защитного цвета френч с накладными карманами. Под ним, оливковая блуза и шейный платок, а поверху его, еще шемах. Образ завершали высокие кавалерийские сапоги с голенищами бутылками и бриджи с неширокими галифе усиленные в нужных местах мягкой и прочной кожей. Как там у Хаггарда его путешественника по Африке звали? Не помню, но я сейчас — вылитый он.