Ну ни хрена себе картинка угнетателей и угнетаемых. Вот и буры пожаловали…
Бородач вежливо кивнул мне и что–то неразборчиво пробасил. Я попробовал перевести и понял, что фраза неожиданно нецензурная — что–то вроде: член тебе в дых. Это как понимать, образина ты бородатая?
От конфуза спасла Лизавета. Девушка мило пожелала здоровяку того же и жестом пригласила к нашему бивуаку.
— Чего он сказал–то? — шепнул я ей. — Если обругал, так и скажи. Я ему…
— Добрый день… — прыснула дева. — Это на африкаанс[17]. Михаил Александрович, будет невежливо, если мы его кофием не напоим. Обычаи такие местные. Да и потом, совсем не мешает новости узнать.
— Не мешает, — охотно согласился я. — Это дело нужное…
Мы чинно расселись вокруг костерка на который Лизавета немедленно пристроила кофейник. Пристроила и скромно примостилась рядом со мной. Да еще ручки на коленках сложила — словно примерная школьница.
Затем по очереди представились друг другу, в следствии чего я узнал, что имею дело с Яапом ван Груде, фермером из окрестностей Блумфонтейна. И все. На этом у африканера закончился лимит слов, он извлек длинную трубку, набил ее и окутался тучкой ядреного табачного дыма.
Я недолго подумал и тоже раскурил сигару. Лизавета страдальчески морщилась, но отодвигаться от меня не собиралась. Чернокожие сбились кучкой в сторонке и с опаской на нас посматривали. Я по инерции, было совсем собрался пригласить их к костру, но потом живенько прогнал эту мысль к чертям собачим. Не поймут… и кажется, правильно сделают. Время такое — ни хрена не толерантное.
Забулькал кофейник, Лизочка изображая гостеприимную хозяйку, разлила по кружкам кофе. Бур немедленно оживился, пробормотал какую–то молитву, перекрестился и шумно хлебнул огненной крепчайшей жижи.
Я краям глаза следил за Лизхен — девчонка уже успела пообтесаться здесь. Дева тоже перекрестилась и демонстративно прочитала молитву. Пришлось повторять… и кажется не зря, африканер довольно кивнул, узрев наше представление. М-да… буры они… как бы это сказать? Упоротые кальвинисты[18], вплоть до полного фанатизма, но как ни странно — очень веротерпимые. Конечно не ко всем религиям, но христиан разных конфессий очень даже жалуют, а любую, показательно–образцовую набожность, принимают как должное.
Докурив, африканер громогласно прокашлялся, выбил и спрятал трубку, а потом на достаточно правильном немецком языке поинтересовался:
— Как ваши дела герр Михаэль?
— Хвала Господу нашему, неплохо, — я не преминул еще раз перекреститься. — А как ваши герр Яапп? Здоров ли скот? Родит ли земля?