И вот в один из тёплых, тихих, радостных, наполненных любовью и покоем дней, когда он облачил себя на своих рисунках в доспехи, а в руку себе вложил длинный и чрезвычайно острый предмет, она ему сказала: «Ты герой!».
Он перестал рисовать. Он понял, что она его труд оценила и заметила именно то, что он хотел показать всему саду. Он произнёс: «Да, я герой». Он отломал от рядом стоящего дерева сук и бросил его в летящую птицу.
Бросил и попал…
Глава шестая
Смена декораций
Бросил и попал. Инициатива его была замечена. И хоть тот, кто устраивал жизнь в саду и развешивал белое полотно между деревьев, очень любил и его и её, но инициатива наказуема благостью исполнения. Они сами выбрали свои сюжеты…
Они сидели на голых камнях, голодные и совершенно продрогшие под струями не прекращающегося холодного дождя. Они думали об одном и том же: «Как же так может быть. Только что пели птицы, зеленела трава, было тепло, сытно и светло. И вдруг холод, тьма и голод. Как же так может быть?». Но ничего не менялось от их мыслей, и они мирились с тем, что им досталось.
Они смиренно приняли свои новые условия жизни. Но из этой смиренности стали произрастать самые разнообразные пороки, направленные на унижение друг друга. Их всё больше и больше охватывала ненависть друг к другу, а из неё произрастали корысть и обида, власть сильного над слабым, и хитрость слабого над сильным. Могущество любой ценой одного над другим становилось целью их жизни. Бывало время, когда они ругались друг с другом не переставая до тех пор, пока землю не накрывала тьма. С наступлением тьмы им становилось страшно, и они переходили на шёпот.
Она, продолжая бранить его, бесконечно повторяла: «В том саду, где мы с тобой встретились, ты сделал что–то не так, иначе мы бы не оказались в этом тёмном и холодном мире».
Он прижимал её к себе, прощая ей в темноте всю её сварливость, и немногословно отвечал: «Цепи созидания и цепи разрушения».
Она же, слов таких не зная, очень хотела обратно в сад. В тепло, в радость, в наготу и любовь. Вроде бы, когда они прижимались друг к другу, всё это возвращалось вновь, но в каком–то неестественном, суррогатном виде, как необходимость, вызванная темнотой, тревогой и холодом.
Когда он засыпал, она подолгу смотрела на него. Она пыталась понять, за что и почему она оказалась здесь вместе с ним. Она была чувствительна и наблюдательна. Она видела, как меняется его лицо во время сна. Оно становилось таким, каким она и хотела его видеть. Героическим, мужественным, словно вырубленным из камня. Его лицо становилось похожим на окружающие их скалы. Ей становилось страшно, впервые по–настоящему страшно. С его лица исчезали улыбка, покой, нежность. Их вытесняли другие чувства.