Но вскоре и это новое чувство своего «Я» ему надоело. Он стал думать, что если кто–то этот мир устроил, значит этот кто–то водит и его рукой по развешанному полотну рисуя этот созидающий мир. Но раз так, то, видимо, этот кто–то опять же водит его руку по тому же полотну, этот мир разрушая. Он уже так любил себя, что ему была невыносима сама мысль о своей несамостоятельности.
И тогда он решил рисовать на полотне самого себя. У него ещё была совесть, чтобы вместо рисования себя начать воплощать свои разрушительные картины в реальность.
У него ещё была именно совесть, а не страх перед тем, что его картины могут навлечь беду. Он считал, что разрушать мир на белом полотне можно, так как это всего лишь полотно.
И он нарисовал себя с большим и острым камнем, которым крушил голову крупному оленю. Затем он нарисовал себя с изогнутой палкой, которую лихо бросал в пролетающих мимо птиц.
На всех своих картинах он был победителем. Птицы и животные перестали приближаться к полотну, даже бабочки перестали садиться на полотно. Трава рядом с полотном была вытоптана.
Он был победителем. Но кого он победил и где ценитель его творчества.
Он нашёл новый повод для своей тоски. Он начал терзать себя тем, что он тоже творец, что он тоже создатель, но у него нет своего мира, даже такого, как этот. Такого ласкового, доброго, радостного.
В нём стали зарождаться первые чувства самости и первые ростки ненависти к этому доброму миру. Он начинал всё больше и больше любить свой нарисованный, иллюзорный мир. Этот мир, хоть и «дышал» злом, но это был мир, созданный им самим.
Неизвестно чем бы всё это закончилось. Возможно, что он сорвал бы это полотно и вернулся в свой прежний, безмятежный мир любви и радости, если бы…
Глава пятая
В ту же ночь сон о женщине
Если бы в том же саду не играло и не резвилось ещё одно существо, очень похожее на него. Существо это отличала исключительная лёгкость, мягкость движений и красота форм. Он называл это существо Она, так как они были чрезвычайно во всём похожи. И с ней ему было необыкновенно хорошо.
Она порхала, как бабочка, урчала, как кошечка, была игрива, как все маленькие рыбки в воде. Она всё принимала, ни над чем не задумывалась и постоянно улыбалась светлой и радостной улыбкой.
Он не считал её своим ценителем, так как она всё время была рядом. Но с тех пор, как он стал считать себя творцом, она всё больше и больше вызывала у него смешанные чувства, которые можно определить, как раздражение. Она вечно что–то пыталась комментировать, подсказывать и говорить «под руку».