Я договорилась встретиться с Катин и еще несколькими нашими друзьями, чтобы поесть суши и выпить саке. Когда я вхожу в ресторан, они галдят вокруг меня, словно я отсутствовала целый год. Я целую всех, и мы садимся за столик, чтобы сделать заказ. Либо Катин предупредила их не спрашивать меня о ребенке, либо им наплевать, потому что ни один из них не упоминает о девчонке. Я расслабилась, потому что если бы мне пришлось обсуждать мои ощущения молодой мамы, я бы разрыдалась... но, с другой стороны я испытываю небольшое раздражение. Хотя Эстелла и запретная тема, они могли бы, по крайней мере, спросить, как я себя чувствую.
Решаю не развивать эту тему. Выпиваю четыре рюмки саке, а затем заказываю вино.
Катин чокается со мной бокалом:
— За твое возвращение! — рявкает она, и мы все пьем.
Я чувствую себя фантастически. Я официально вернулась, хотя это были довольно трудные десять лет. В алкогольной дымке, вызванной саке, я клянусь, что мой третий десяток станет лучшим временем моей жизни. Через три часа наш обед подходит к концу, мы все пьяны, но не готовы отправиться по домам.
— Итак, — Катин шепчет мне, когда мы, наконец, выходим из ресторана. — Где ребенок?
— В яслях, — хихикаю я, прикрыв рот рукой.
Катин заговорщицки подмигивает мне. Ведь эта идея принадлежала ей.
— Калеб знает? — спрашивает она.
Я смотрю на нее, как на тупую блондинку, каковой она собственно и является.
— Серьезно, Катин? Было бы у меня на пальце вот это, если бы Калеб знал, что его маленькое сокровище на попечении у незнакомцев? — я покрутила перед ней обручальным кольцом.
Она округлила глаза и выпятила губы, словно не поверила мне.
— Перестань. Калеб никогда тебя не бросит. Я хочу сказать, что у него же был шанс закрутить с этой Оливией, но ..., — она шлепает себя по губам и смотрит на меня так, словно сказала лишнее.
Я замираю, как вкопанная, мне хочется ударить ее. Сучка. Как она посмела вспомнить о ней!
Я едва дышу от алкоголя в крови и гнева, когда мне удается сказать:
— Калеб никогда и не собирался бросать меня. Она была для него пустым местом. Не стоит распространять эту ложь, Катин.
Я знаю, что мое лицо покраснело. Чувствую, как киплю от гнева. Катин выглядит так, словно искренне сожалеет.
— Мне... мне жаль, — заикается она. — Я не имела в виду ничего плохого.
Но я слишком хороша знакома с этим красивым белокурым дьяволом, чтобы купиться на ее извинения, достойные премии «Эмми». (Примеч. Эмми —американская телевизионная премия) Я бросаю на нее презрительный взгляд а она сладко мне улыбается.
— Я просто имела в виду, что он любит тебя. Даже эта горячая маленькая задница не сможет увести его у тебя.