— Думаю, он хороший, — высказала она свою точку зрения. — Хорош в постели?
Я поморщилась.
— Зачем мне быть с кем-то, кто плох в этом?
Она приподняла брови.
— Знаю. Ли, помнишь того парня со старшей школы? С ямочкой на подбородке?
Я фыркнула в бокал с вином. Его звали Кирби. Само это имя дает представление о нем. Нельзя серьезно воспринимать парня, чье имя звучит, как имя персонажа в видеоигре. Особенно, когда его голова между ваших ног, и он, пропев «поцелуй», начинает делать агрессивные толчки своим языком.
— Женщины, не девушки, правят моим миром. Я сказал, что они правят моим миром... — пропела сестра, закрывая глаза и прикусывая губу, как делал Кирби.
Мы разразились смехом, чем заслужили неодобрительный взгляд от матери. Клянусь, эта женщина все еще может заставить меня чувствовать себя так, будто мне пятнадцать. Я с вызовом посмотрела на нее и засмеялась громче. Мне двадцать восемь чертовых лет. Она больше не может меня контролировать.
Я считала, что все прошло прекрасно, пока мы не сели в машину. Калеб придержал для меня дверь и вдруг сказал:
— Твой отец шовинист.
Я удивленно моргнула. Это не прозвучало как обвинение. Скорее, как наблюдение. И правдивое наблюдение. Я пожала плечами.
— Он немного старомоден.
Калеб притянул меня в свои объятия. Он странно смотрел на меня — брови нахмурены, уголки губ задумчиво опущены вниз. Я узнала это выражение лица «я занимаюсь психоанализом». Я хотела отстраниться, чтобы он не мог внимательно рассматривать меня, но отстраняться от Калеба все равно, что запираться в морозильной камере. Если его свет падает на вас, хочется находиться в его лучах, впитывать его. Жалко. Это было так прекрасно. Никто никогда не давал мне так много тепла. Я вцепилась в его руки, и позволила ему анализировать желания его сердца. Я хотела знать, что он видит, когда так внимательно смотрит на меня. Он разрушил чары, неожиданно улыбнувшись.
— Итак, думаю, ты готова сидеть дома босая и беременная?
Я приподняла брови. Когда он это сказал, это не прозвучало так уж ужасно.
— Это будет в твоем доме? — спросила я. Я была застенчива. Он поцеловал кончик моего носа.
— Может быть, малыш.
Он слишком быстро отпустил меня. А мне хотелось остаться в его объятьях и пообсуждать пол ребенка, которым я буду беременна, и будут ли мои голые ноги стоять на деревянном полу или на плитке? Будем мы жить в двухэтажном доме или на ранчо? У меня кружилась голова. Для меня это было так же хорошо, как и предложение руки и сердца. Этот мужчина — золото. Он даже заставил моего отца смотреть на меня так, будто я человек. Мы вместе лишь восемь месяцев, но, если я правильно разыграю свои карты, к весне у меня на пальце будет кольцо. Это был счастливый вечер для меня.