Улыбка американца стала шире.
— Не волнуйтесь. Конечно же, у меня есть приятель. Эй, Барни, подойди сюда и познакомься с этой очаровательной дамой.
Моника скромно потупилась, когда Барни, здоровенный светловолосый веселый парень, плюхнулся на соседний стул.
— Привет, сладенькая, — поздоровался он. — Как жизнь? — И положил руку на спинку стула Моники.
Моника облизнула губки, пододвинулась к соседу, ткнула его локтем в бок.
— Привет, Барни. У твоего приятеля есть имя или оно ему ни к чему?
Высокий американец рассмеялся, облокотился на спинку стула Хейзл. Хотя обращался он к Монике, его глаза ловили взгляд Хейзл.
— Действительно, мы же еще не познакомились. Я — Анджело. Анджело Галлоне. А как зовут вас?
— Моника. А эта застенчивая красотка — Хейзл. Она у нас молчунья. Но далеко не тихоня.
Хейзл встала, придя в ужас от болтовни подруги. Пожалела о том, что она такая белокожая. Потому что сейчас ее лицо цветом могло соперничать со свеклой.
— Не хотите… не хотите потанцевать?
— С удовольствием. — Анджело взял Хейзл под руку и повел на танцплощадку.
Хейзл почувствовала, как ее легко и уверенно ведут в танце. Вблизи Анджело, широкоплечий и мускулистый, казался еще выше. Рядом с ним Хейзл чувствовала себя чуть ли не Дюймовочкой. Для нее это было внове. С Кеном она, наоборот, смотрелась крупной женщиной.
— Итак, это правда? Вы действительно не тихоня? — шепотом спросил Анджело. Хейзл не могла не рассмеяться. Странные ощущения охватили ее. Рука, которую держал Анджело, пульсировала. Тело напряглось. Он и вправду такой красавец! Как получилось, что она не заметила этого на автобусной остановке?
— Это все выдумки. Я очень даже скромная.
Анджело улыбнулся, а потом лицо его стало серьезным.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. — Его серо-зеленые глаза не отрывались от ее лица.
«Девушка может утонуть в этих глазах», — подумала Хейзл.
Она отвела взгляд, в горле у нее пересохло. Что с ней произошло? Ее тело вдруг ожило. А те места, что касались Анджело, просто горели огнем. Дыхание его пахло мятой и обжигало щеку. Она вдруг осознала, что трусики в промежности намокли. Даже когда Кен целовал и тискал ее, она… не чувствовала такого жара между ног.
Смущение она решила скрыть разговором.
— Эта бутоньерка… Вы всегда так импульсивны?
Он улыбнулся:
— Конечно. А зачем сдерживать свои порывы? В армии никто не знает, сколько ему отмерено. Поэтому надо жить сегодняшним днем. Если оставлять что-то на завтра, можно остаться с носом.
Эти слова она слышала постоянно, но почему-то в устах Анджело они прозвучали по-другому. Образ Кена, расплывчатый, смутный, напоминающий старую фотографию, возник перед ее мысленным взором. «Можно прожить всю жить, ожидая чего-то», — подумала она. И внезапно осознала, что ждать более не желает. Она хотела жить. Попробовать все, каким бы запретным ни считался этот плод. Надоело ей всегда и все делать правильно.