Ид залез в третью камеру, высунулся и, изогнувшись, нажал на кнопку, и быстро сложился внутри камеры. Присутствующие обступили их. Леонтий подошел к камере дочки. Тэсия улыбнулась ему, потом приподняла руку, чтобы помахать ему, но глаза её быстро смыкались, и рука бессильно упала на грудь девочки. Тэсия заснула, – в этом не было никаких сомнений. Грудь равномерно вздымалась, лицо её было безмятежно, только временами её веки нервно подергивались.
Эрдэнэ, поняв, что её уже никто не атакует, тоже приблизилась к камере с Неро. Мальчик уже спал. Как он мог так быстро заснуть? – подумала девочка. – Только что, ведь туда залез и уже заснул. Как так? И почему у него такая темная кожа? Правда, не такая темная, как у этих взрослых, которые вместе с ним, но всё равно это было так необычно. Тут раздались крики на улице, и они все выбежали из модуля. На небе луна постепенно становилась ярко-голубого цвета.
Хильдебальд, смотря на небо, произнес. – Действительно, этот зеленокожий лягушонок нам не врёт. Это точно не наша Земля.
Глава 16
Утром следующего дня, задолго до запланированного пробуждения добровольцев, рядом, у камер расположились две женщины. Луциния и Лидия, провели здесь всю ночь. Обеих женщин, новость про то, что их дети проведут эту ночь в камерах, настигла уже после того, как всё уже произошло.
Лидия, первое время никак не могла придти в себя от изумления, оттого, что никто не спросил у неё мнения, что она думает, насчет того, что стоит или нет, её девочке залезать в эту адскую конструкцию. Все аргументы Леонтия о том, что им нужно знать правду, и то, что Тэсия сама вызвалась это сделать, – не производили на неё никакого впечатления. Периодически Лидия выходила из модуля к отцу Дариону, который провёл эту ночь, борясь со сном и читая молитвы о защите детей, заточенных в эти адские механизмы. Лидия выходила, трясла священнослужителя, и тот начинал сквозь сон бормотать молитвы, и женщина снова уходила в модуль. Через некоторое время желание спать побеждало, и святой отец сваливался в объятия сна.
Лидия почти не разговаривала с Луцинией, только изредка бросала на неё взгляд. Да, и о чём, женщина её положения, могла разговаривать с рабыней? Но в какой-то момент, она даже себя поймала на мысли, что понимает её как мать. Ей даже захотелось подойти к ней и сказать какие-то утешающие слова, но она тут же отогнала от себя эти нахлынувшие эмоции. Почему ей надо беспокоиться о проблемах этой рабыни, когда её дочь сама в опасности? Да и эта рабыня тоже хороша. Не подошла к ней, не побеспокоилась о её девочке, а ведь это её обязанность, – заботиться о маленькой хозяйке. И где эти, две другие дуры? Ведь наверняка дрыхнут сейчас крепким сном. Ну, ничего – ничего, завтра она со всеми ними разберется.