— Это он?
— Курт Гессе, следователь четвертого ранга, — подтвердил обер-инквизитор и в свою очередь указал на лицо в двери: — Дитрих Ланц, следователь второго ранга. Будешь служить под его руководительством.
— Добро пожаловать! — с наигранным радушием откликнулся Ланц и, снова смерив Курта уже более долгим взглядом, обернулся к начальству: — Может, взять его на допрос? Пускай посмотрит, как люди работают.
— Кто там?
— Да все тот же. Соседи все подтвердили, буду дожимать.
— Понятно… — потемнев лицом, кивнул Керн. — Может, и не помешало б, но он только с дороги, дай парню перевести дух.
— Если позволите, Керн, я бы хотел… — вмешался нерешительно Курт, которому стало надоедать его наличие в разговоре лишь в третьем лице; обер-инквизитор посмотрел на него скептически:
— Уверен? Сразу в дело — не чересчур?
— Не в первый раз, — возразил Курт, и начальство снисходительно усмехнулось, махнув рукой:
— Иди. Но после — отдыхать, явишься завтра поутру.
Выйдя в коридор — полутемный, освещенный лишь местами — Ланц развернулся, торопливо сунув вперед открытую для пожатия ладонь:
— Дитрих. И на «ты»… — бросив мимолетный взгляд на скрипнувшую перчатку Курта, усмехнулся. — Модник… Идем. Стало быть, так, — на ходу давал объяснения он, временами оборачиваясь, дабы убедиться, что новичок не отстает. — Сидеть будешь молча, вопросов не задавать, никого не перебивать, ежели что — мне подыгрывать, что бы я ни сказал. Если же вдруг, паче чаяния, у тебя родится какая умная мысль (или если она тебе покажется умной) — подходишь ко мне и тихонько, на ушко, оную мысль высказываешь, ясно?
— Не родится, — тихо возразил Курт, и сослуживец снова обернулся с усмешкой:
— Скромность — это хорошо. Однако ж, я слышал, на своем первом же деле ты раскрутил крестьянский заговор?
— На первом и пока единственном, — откликнулся он неохотно. — И раскрутили там меня… Я не буду мешаться, Дитрих, не тревожься. Просто хочу увидеть, как все… на самом деле.
— Вот и увидишь. Я слышал, ты кёльнец?
— De jure.
— Або’иген, стало быть, — хмыкнул тот, нарочито подчеркнуто проглотив «р»; Курт поморщился. — А говоришь, вроде, по-человечески?
— Кёльш[4] из меня выбили в академии, — он вскользь улыбнулся. — В буквальном смысле. К тому же, я здесь не был десять лет.
— Вот оно что… А вот я тут уж почти втрое дольше, жена — местная, и все не могу привыкнуть… Ну да ладно. Пока вкратце дело, чтобы ты не хлопал там глазами, как болван, — продолжил Ланц, снова ускоряя шаг. — Умерла девица; по всем признакам — от удушья, но не от удушения — следов на шее нет. Соседи видели у ее дома парня — в состоянии, я б сказал, нервозном. Однако приятель подозреваемого клятвенно заверяет, что тем вечером и до самого утра тот был в его доме, пьян, как перевозчик, и не то чтоб по домам ходить — до нужника еле добирался. Все допрошены раз по десять, раздельно, и показания соседей сходятся в мелочах; сговориться они не могли — слишком все гладко, у них бы мозгов не хватило предвидеть такие вопросы.