— Явился…
Единственным, кто все еще не оставлял попыток «образумить» его, оказался Бруно, чьи нравоучения принимали все более вид духовнической проповеди. День, проведенный в Друденхаусе, был невыносимо долгим и тяжелым; подопечный оказывался всюду, куда бы он ни шел, и в конце концов, когда наставления настигли его уже дома, Курт развернулся, зло оборвав:
— Довольно!
— Почему? — не унялся подопечный. — Потому что знаешь — я прав? Потому что понимаешь, что поступаешь неверно, и…
— Довольно, — повторил он уже чуть спокойнее. — Я сделал свой выбор; это — понятно?
— Выбор… — повторил Бруно. — Видел бы ты себя сейчас. Ты говорил мне о любви; какая, к черту, любовь! Ты словно исполняешь работу, которая бесит тебя, выматывает, но которую необходимо делать! Пойми же, она тобой попросту пользуется, а когда-нибудь, когда ты будешь не нужен, ударит в спину!
— Что же, — усмехнулся Курт, — к этому мне не привыкать.
— Ну, все, с меня хватит! — зло выдохнул подопечный, приблизившись к нему двумя широкими шагами, остановился, сжав кулак. — Я терпел твои издевки, пока мог. Пока чувствовал себя неправым. Но мое терпение лопнуло.
— Я в ужасе.
— Надо было дать тебе сдохнуть, — с чувством выговорил Бруно. — Лучше бы тебе сгореть в том треклятом замке. Ты же… Черт, ты был первым человеком из всех, кого я знал, который действительно верил в то, что делал, был готов ради своего дела на все, включая потерю собственной жизни! Только потому я и пошел за тобой — хотя мог попросту развернуться и уйти, только потому я и рисковал — потому что мне казалось, что я спасаю человека, достойного уважения. А ты…
— Напомни мне, — устало отозвался Курт, — кто неполный год назад готов был едва ль не удавиться, когда оказался среди нас? Кто бесился при одном лишь слове «Конгрегация»?
— За этот год я многое увидел. И многое понял, а вот ты, кажется, растерял остатки мозгов!
— Знаешь, тебе прямая дорога в академию с такими мыслями, — посоветовал Курт с усмешкой. — Ты как раз для нее — одинокий, преданный и никому, кроме нее, не нужный. Подай прошение; может, примут?
— А может, я так и сделаю, — понизил голос Бруно, и Курт приподнял брови в наигранном изумлении:
— Вот оно даже как? Ну, что же, может, ты свою мечту еще исполнишь в будущем и все-таки запихнешь меня обратно в огонь.
— Неужели все настолько далеко зашло? — почти с состраданием проговорил подопечный. — Неужели вот так, за неделю, ты настолько резко переменил всю жизнь?
— Я уже говорил тебе, почему и что я изменил, повторяться не хочу. Я полагал, ты поймешь меня проще, чем другие; но если нет — как знаешь. Я не обязан перед тобою оправдываться; я вообще ничем тебе не обязан.