— Жертвоприношения? — предположил Курт; она кивнула:
— И они тоже. И месса, читаемая наоборот, и зарезанные голуби (Господня птица!), и попирание Распятия, и осквернение облаток, и питие крови, и все, что обыкновенно измышляли твои сослужители, дабы составить протокол пострашнее. Я даже думаю — не из них ли он и почерпнул свои, прямо скажем, довольно глуповатые ритуалы… И даже было несколько девственниц, принесенных в жертву, как он полагал, Сатане. Это еще одна причина, по которой его гибель доставит мне особенное удовольствие.
— Что же в таком случае этот недоносок делает в вашей компании? Ведь, насколько я понял, чего бы ни желал твой таинственный союзник и к чему бы ни стремился герцог — в любом случае планы солидные, и связываться с такими личностями — к чему?
— Он архиепископ, — пожала плечами Маргарет. — Курфюрст. Тоже союзник, причем серьезный. Если бы ты не сумел устроить мое оправдание, он присоединился бы к делу.
— И стал бы развязывать настоящую войну ради тебя?
— Ради того, чтобы сохранить при себе человека, в котором есть настоящая сила, о каковой он может лишь мечтать? — уточнила Маргарет. — Даже не сомневайся. Кроме того, есть и еще одна причина, по которой я для всех них хороша, когда свободна: свободной я безопасна. С чего бы им предполагать, что я буду хранить молчание до конца, идя в гордом одиночестве на костер? Оба дядюшки прекрасно осознают: если они бросят меня на произвол обстоятельств, я утяну их за собой, а в свете этого даже всеимперская война это не стоящая беспокойств мелочь.
— Но, если так… К чему жертвовать таким покровителем? Это же глупо и нерационально. Навряд ли поставленный на его место блюститель архиепископской кафедры будет к вам столь же благосклонен.
— Он стал вести себя слишком нахально, — с заметным раздражением отозвалась Маргарет. — Много возомнил о себе. Просто и по́шло — стал требовать мзды. Ведь он и затеял все свои изыскания в области сатанопоклонничества лишь ради того, чтобы обрести богатство; это, — пренебрежительно усмехнулась она, — кроме жажды мужской силы, власти и возвращения молодости. В последнее время он стал слишком наглым.
— И этот таинственный чародей не в силах поставить его на место? — усомнился Курт. — Ты не в силах? Не верю.
— В силах, — кивнула она, — однако его поведение становится все более неосторожным и может привлечь к нему внимание; а стало быть — и к нам тоже.
— Как Филипп, — уточнил он, и Маргарет нахмурилась:
— Филипп сглупил. И мне жаль, что пришлось его убить; ты это хотел услышать? Но что же, ты и этого старого мерзавца станешь жалеть?