— Громкие слова и ничего более.
— Слова о студенческих обычаях покрывать правонарушения, по-моему, куда громче, не находишь?
— Ты всерьез полагаешь, что его отравил кто-то из студентов? Это глупо.
— Возможно, — согласился Курт, — однако проверить не помешает. Ко всему прочему, это может помочь мне прояснить один важный вопрос: как случилось, что при такой должности он вот уж два месяца не выплачивает за комнату?
Бруно неловко переступил с ноги на ногу, снова отведя взгляд в сторону, и предложил неуверенно:
— Могу поговорить с его приятелями, вдруг удастся что-то выяснить…
— С каких это пор ты стремишься мне помогать? — с преувеличенным удивлением поинтересовался Курт. — Какое-то подозрительное рвение вдруг в тебе пробудилось…
— Только не говори, что ты сам не подумал воспользоваться моими знакомствами, когда услышал, с кем я все это время провожу вечера; если б я сейчас сам не предложил этого, ты бы мне приказал, так в чем дело?
Курт пожал плечами, пытаясь захватить взгляд помощника, и допустил язвительно:
— Может быть, я не убежден в том, что до меня дойдут неискаженными их ответы на твои вопросы, и раздумываю, как быть?
— Не доверяешь?
— «Радуйся» — сказал Иуда и ударил Христа бутылкой по голове… — откликнулся майстер инквизитор; Бруно побледнел и сжал зубы, и он вновь ощутил приступ угрызений совести. Ведь после этого «Иуда» полез за ним в огонь, рискуя потерять собственную жизнь…
— Я не навязывался с тобой работать, — процедил подопечный. — И в вашу Конгрегацию не рвался.
— У тебя был выбор, — вновь не удержался Курт, вместе с тем мысленно бичуя себя за желчность; Бруно усмехнулся:
— Выбор? Позволь напомнить — меня купили.
— Был выбор, — повторил он. — Ты мог предпочесть возвращение к своей прежней жизни; в конце концов, преподавание грамоты графским детям — не такое уж хреновое занятие. Правда, наказание за побег могло несколько подпортить удовольствие…
Бруно выдохнул сквозь зубы, круто развернувшись, и рывком распахнул створку двери.
— Стоять! — чуть повысив голос, скомандовал Курт, и тот замер. — Дверь закрой.
Подопечный мгновение стоял недвижно, глядя в пол у своих ног и сжимая ручку так, что костяшки пальцев заострились и побелели; наконец, медленно и тихо прикрыв дверь, повернулся, глядя почти с ненавистью. Курт кивнул:
— Вот так…. — он помолчал, борясь с желанием отпустить еще одну колкость и глядя на хмурое лицо в нескольких шагах от себя; наконец, выдохнув, с напряжением потер ноющий лоб и через силу добавил: — Сейчас не время обострять отношения. Я мог бы еще сказать, что понимаю тебя и сочувствую, но ты решишь, что я опять издеваюсь.