Я открыл дверь без стука, и Фрэнк дернулся в своем кресле.
— Джеймс! — сказал он. — Зашел попрощаться? Это так чертовски печально, да? Нам всем очень жаль, что ты уходишь, Лидия.
— Мне нужно поговорить с Лидией, пожалуйста, Фрэнк, всего пару минут. Снаружи.
Он перевел взгляд с меня на нее, а затем посмотрел на свои документы.
— Мне нужно заполнить парочку документов, — сказал он. — Поторопитесь.
— Пожалуйста, Лидия, — сказал я. — Удели мне одну минуту.
Пожав плечами, она встала со своего места, и, словно призрак, последовала к двери. Оказавшись снаружи, я закрыл дверь конференц-зала, и сразу же возникло такое чувство, словно мы находимся в самом центре жужжащего улья.
— Мы можем подняться наверх? — спросил я. — Мне бы хотелось более приватного общения.
Она покачала головой.
— У меня нет времени. Я еще должна собрать свои вещи.
— Ты действительно переезжаешь в Брайтон? К Тревору?
— Я получила предложение от них и от «Сэлмонс», — сказала она. — И у мамы все прекрасно и без меня, она счастлива с мистером Бинго.
Я осмотрелся вокруг, проверяя, не подслушивают ли нас.
— Мне так чертовски жаль, Лидия, я не хотел причинить тебе боль… никогда.
В ее глазах мгновенно появились слезы, но на этот раз она не предприняла ни единой попытки, чтобы сморгнуть их.
— Все нормально, — сказала она. — Мы оба знали, что это все несерьезно.
— Это не так, — прошептал я. — Все это было очень даже серьезно.
— Так забавно, — сказала она с грустной улыбкой. — Я потратила всю свою жизнь, пытаясь быть сильной, стараясь не плакать, но я так ошибалась. Быть разрушенной — не порок и не слабость, Джеймс, это сила. Иметь возможность выставить свое сердце на всеобщее обозрение, чтобы люди видели твою боль, это сила. Мне было больно после того случая со Стюартом, очень больно, но он никогда не причинял мне такой боли, какую причинил ты. Потерять тебя оказалось в миллионы раз больнее, но все в порядке, потому что это освободило меня, — она улыбнулась и вытерла слезы. — Знаешь, мне было так грустно, что я даже позвонила своей маме. Я позвонила ей и все рассказала, ведь потому что хуже уже быть не могло, что бы она мне ни ответила.
Мои веки отяжелели, она словно сжигала мои глаза тяжестью своего взгляда.
— Что она сказала?
— Она сказала много чего, — Лидия улыбнулась. — Больше, чем я ожидала, и это помогло. Знаешь, что я поняла? Я потратила гигантский кусок своей жизни, стараясь быть сильной для других людей, и даже понятия не имела, что все, в чем я нуждалась, это чтобы кто-то был сильным для меня, чтобы кто-то мог меня поддержать. Я никогда не давала маме ни единого шанса, никогда не впускала ее, — она положила руку мне на плечо. — Спасибо, — сказала она. — Спасибо, что разрушил меня.