Да…
Рассказал это Костя, тут в аккурат и обед кончился, и пошли мы снова пилить. Он валит, я кряжую. А думки все о нем. Понял я тогда, откуда в нем дерзость эта. Мне б такую рожу подделали, я бы тоже озверел. И жаль мне его стало. Думаю, за что такой хлопец кару принимает. Ведь умный, полезный мужик — не то что мы, отрицаловка. И как-то тогда еще понял я сразу, что не жилец он на свете. С такой душой не прожить, либо его кто-то кончит, либо он сам себя. Но все же я от него не отступился. Не мог. А понимал, что только горя наживу. Но так уж — пищал, но лез.
И Самовара мы вместе согнули. Дело прошлое, срамное, конечно, учудили, но я не жалею, такую гадину только так и уничтожать, чтоб другие не зарождались. Да, стремное было дело, но веселое, ей-богу, потешили души.
Был у нас на зоне нацмен один, Тарзаном его дразнили. Ох, и здоровый. Сапоги у него — сорок девятый размер, и пайку ему двойную давали. Если первый раз его увидишь — коленки трясутся от страха, такая дурмашина. У хозяина он давно был. Там, у себя в горах, нечаянно зашиб кого-то, ну и сунули ему на всю катушку. Сначала он в малолетках отбывал, а потом его на общак кинули. Вот бог сделал такого, а ума не дал. Он с дурцой был, этот Тарзан, но тихий, молчаливый, да еще глуховатый; каких-то у него шариков в башке не хватало. Его из-за этого и в лес не посылали, боялись, что задавит лесиной. Ну и работал он дровоколом при кухне. Колун пудовый, я таким мог только два раза махнуть и садился. А ему кряжей из лесу куба четыре навезут, он их на попа поставит все и пойдет махать колуном, только стук стоит. И так целый день машет и не собьется ни разу, все так неторопливо, но без осечки, как машина; его за это еще и звали дурмашиной. Просто страшная дубина какая-то. Лесинки сантиметров на пятнадцать толщины об голову переламывал за две миски каши. Бывало ему мужики собирали, чтобы потешиться. Если на кухне ведро баланды оставалось, он его через бортик, как стакан воды, заглатывал.
Ну вот, этот Тарзан все лазал в третью полуземлянку. А что, попал к хозяину пацаном, бабы никогда не пробовал, да разве для него нашлась бы какая. Вот значит и стал он любителем этих дунек. Костя и решил его уговорить. Уж не знаю, как он его раскантовал. Тарзан этот тихий, но упрямый был. Но уговорил. По-моему, он ему на всю получку шоколадных конфет купил. Это уж в следующую получку после Шурика было.
Ну перед тем как это сделать, пошли к Феде еще раз. И опять разговор вышел промеж ними. Федя сразу сказал, что он на такое не подписывается, но если шум получится, то чтобы мы с Костей к нему в барак пробивались, тут мужики не выдадут блатным. А потом спрашивает у Кости: