Алекс охотно верил, что в те дни отец Долли не работал. В таком состоянии много не наработаешь.
— Он говорил тебе про пистолет?
— Нет. Никогда. Странно, правда? Это была единственная причина, заставлявшая нас играть изо дня в день, а мы о ней молчали… — Улыбка Долли приобрела меланхолический оттенок. — Может быть, нужно было заговорить. Но не забывай: когда это случилось, я была совсем маленькой.
— Возможно. Но ты не была равнодушным свидетелем. — Эта мысль заставила Алекса разозлиться на человека, который заставил его женщину — да-да, женщину Алекса Кэррингтона — пережить то, что невозможно себе представить. — Кто-нибудь еще узнал об этом?
Долли выпрямилась и пригладила руками непокорные волосы.
— Думаю, в конце концов он все рассказал матери. Но это случилось позже. Скорее всего, через несколько месяцев. Может быть, через год. Я все еще приходила домой из школы и ждала его возвращения с работы, чтобы поиграть. Он приезжал поздно, и я часто засыпала в кресле в его кабинете.
— Боясь, что он не вернется, — закончил Алекс. Оказывается, у его маленькой Долли было большое сердце.
— Да. Я боялась. Я знала, что он стал… лучше. В то время я не владела медицинской терминологией, но видела это по его лицу. Однако просыпаться одной в комнате, где это произошло, и не слышать ничего, кроме собственного дыхания… — Она не закончила фразы, тяжело вздохнула, и от этого вздоха у Алекса сжалось сердце. — Я знала, где он держит ключ от ящика, в котором лежал пистолет. И проверяла его. Проверяла каждый день. Однажды отец застал меня за этим занятием.
Алекс оцепенел, как будто под его креслом должна была взорваться шашка с динамитом.
— Тогда я в первый и последний раз видела отца плачущим. — Долли крепко обхватила себя обеими руками. — Он сел в огромное кожаное кресло, посадил меня на колени и прижал к себе. Его слезы падали на мои щеки, и мы плакали вместе. На следующий день отец взял меня с собой. Мы приехали в оружейный магазин, и он продал свой пистолет.
Алекс заморгал глазами. Почему он не понял этого раньше?
— Это все?
Долли пожала плечами.
— Все.
— Ты не думаешь, что для детской психики это слишком много? Ребенок начинает воспринимать игры как средство, которое обеспечивает ему эмоциональную безопасность. А женщина продолжает делать это по инерции, хотя и изучала психологию.
— Психологию? Тьфу! Я никогда не говорила, что ее стоило изучать.
Алекс поднял очки на лоб и провел руками по влажному от пота лицу. Они довольно долго жили под одной крышей, но он так и не заметил в Долли самого главного. Почему? Не потому ли, что он спал с ней? И все это время понятия не имел, с кем имеет дело.