– Несмеяна? То есть как? – профессор удивленно округлил рот, глянул на девочку поверх очков. – Интересно, – бросил взгляд на доску, снова глянул на Несмеяну.
Девочка медленно ела кашу, аккуратно подбирая ложкой крупинки.
– Ребенок, – пожал плечами Бабыленко. – Кто ж его поймет? Увидела в журнале – срисовала и меня выучила.
– И что же означает, – Семионыч взмахнул рукой, описывая круг над формулой, – сие?
Теперь удивился Пантелей:
– Вы ж профессор! Вы ж должны знать!
Сосед сконфузился:
– У меня… несколько иной профиль. Видите ли, Пантелей… м-м-м… Да. Я – филолог.
Бабыленко озадаченно поскреб затылок.
– Типа Канта, что ль?
– О, нет! Кант – философ. Я же филолог. Предмет моего изучения – язык, литература.
Пантелею разговор начинал надоедать. Филолог или философ – один хрен.
– Короче. – Теперь он усиленно потер лоб, собираясь с мыслями. – Это уравнение Уилера – Девитта. Квантовая теория, описывающая «безвременную» Вселенную! – выпалил Бабыленко и перевел дух. – Все.
Он посмотрел на Несмеяну. Девочка сидела с набитым ртом и поднятой ложкой в руке, серьезно глядя на сапожника.
– Точно все, – Пантелей словно получил от нее бессловесное одобрение. – Физики, вроде вас, профессор, придумали.
И пошел на кухню – в холодильнике стыло пиво.
– Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля!
Профессор поморщился: медведь хорошо постарался, лишая Пантелея слуха. Но тот горланил от души из-за двери матового бокса, который еще вечером был ванной комнатой. Купание, судя по всему, доставляло сапожнику огромное наслаждение. Только как Семионыч ни прислушивался, не мог услышать плеска воды.
Дом, в котором жил профессор филологии с сапожником, построили в тысяча девятьсот далеком году. Легенда гласит, что богатый купец, однажды увидев аэроплан, решил создать в Городке завод по производству и ремонту чуда техники. Так появилась гостиница для заезжих инженеров и техников. Дело пошло, и успели поставить первый заводской цех, когда купец внезапно обанкротился. Из гостиницы сделали доходный дом, из завода – кожевенную фабрику.
До сих пор в комнате Пантелея осталась лепнина на потолке и даже старый камин, который в это утро был особо красив с бронзовыми часами на полке. А рядом неизменная доска с формулой Вселенной. Как ее там? «Безвременной» Вселенной.
Глупость несусветная. Филолог еще раз взглянул на закорючки. Даже школьнику известно, что с течением времени Вселенная расширяется. Не зря лирики – Семионыч помнил по университету – постоянно ссорились с физиками. Ну, как можно Вселенную лишать развития? Шизики.