Элоди.
Сильный приступ тошноты буквально столкнул Элоди с кровати ближе к утру. Она сделала всего несколько шагов, и ее накрыло головокружение настолько мощное, что казалось – ее со всей силой швырнули вниз. Упав на колени прямо на пол в палате, так и не дойдя до двери, Элоди согнулась в сильнейшем рвотном позыве. Несмотря на то, что желудок был почти пустым, ее выворачивало раз за разом, сотрясая в жестких, сухих спазмах. Тело задрожало в изнеможении, и Элоди рухнула, лишившись последних сил, на грязный мокрый пол. Вся кожа покрыта отвратительным липким потом, с мерзким запахом, глаза пекут в бесполезной попытке пролить хоть каплю слез, но их нет. Их просто больше не осталось – ни в теле, ни в душе.
Контакт с холодной поверхностью пола сначала принес момент облегчения для исходящегося жаром организма и зудящей кожи. Но вскоре Элоди стала пробирать дрожь, и девушка сделала попытку подняться. Но та оказалась неудачной, рука, на которую она оперлась, поскользнулась на мокром полу, и Элоди осталась лежать, скрутившись, там же. Глубоко внутри билось, негодуя, ее прежнее упрямое я. «Вставай! – требовало оно. – Вставай немедленно! Ты должна бороться!»
Но жуткая, всеобъемлющая апатия обволокла каждую клетку тела Элоди, каждую ее мысль, утягивая в черную бездну одним простым вопросом: «А если все напрасно?»
Тихо скрипнула дверь, и прямоугольник тусклого света упал на Элоди, она приоткрыла воспаленные глаза. В дверях стояла сухонькая старушка санитарка. Увидев Элоди, она не стала охать и суетиться. Ей ли удивляться такому, работая здесь столько лет?
Она просто быстро подошла к Элоди и стала деловито поднимать ее.
– Ты чего ж-то на холодном-то полу, милая… – тихонько выговаривала она Элоди. – Так же и заболеть-то недолго. Сквозняки-то у нас тут вона какие! У меня день-через день от них в спину вступает. А ты удумала, на полу тут лежать! А воспаление легких?
Элоди горько рассмеялась бы, если бы у нее еще были на это силы. Воспаление легких! Старушка тем временем, проявив неожиданную силу для такого тщедушного тельца, помогла Элоди встать на ноги.
– Так, а теперь давай потихонечку, одна ножка, другая… Пойдем-ка, я тебя помою, милая, – санитарка говорила без остановки тихим журчащим голосом, который неожиданно приносил небольшое облегчение в состояние Элоди.
Да и просто возможность опереться хоть на кого-то, пусть даже совершенно чужого человека, почувствовать простой физический контакт хоть с кем-то – от одного этого Элоди словно становилась сильнее. Все же с того момента, как она лишилась возможности видеть даже Софию, Элоди оказалась в совершенной изоляции. И элементарное человеческое прикосновение стало для нее недоступной роскошью. И сейчас, опираясь на костлявое плечико старушки, Элоди хоть и мучилась стыдом от того, что повисла кулем на постороннем человеке, но от ощущения тепла рядом хотелось просто плакать.