Расселись. Первый вопрос прямо ко мне, от Уоррена:
– Что это было вчера?
– Не знаю, – ответил я совершенно честно. – Сам с таким никогда не сталкивался. Могу только предположить.
– Предположите.
– Наша действительность продолжает отрываться от той. Основной отрыв произошел две недели назад, трясло куда сильней. Сейчас что-то остаточное.
– Вчера погиб пилот и искалечился пассажир. Это как-то предсказывать можно?
– Разрешите? – поднял руку Рашид, тот самый, что летал с нами в Ниагара-Фоллз.
– Да?
Он встал, оправил кособоко сидящую на нем форменную рубашку. На нем вообще все кособоко, он даже с виду натуральный ботан, но специалист очень толковый, какими ботаны зачастую и бывают.
– Мы продолжаем слушать радио, на всякий случай. Точнее – записывать, слушать там уже нечего. Примерно минут за двадцать до инцидента на всех частотах, на которых шла запись, появился шум, постепенно нарастающий. Разрешите? – Он подошел к столу, на котором стоял открытый лэптоп.
– Дадите послушать? – спросил Уоррен.
– Да. – Рашид кликнул пару раз мышкой.
Из динамиков возле большого экрана, вытянувшегося во всю стену, донеслось знакомое – голос Тьмы, иначе это никак и не определишь. Люди слышали в этом разное, кто что. Для кого-то звук осыпающейся земли, для кого-то даже волны, а для меня словно тихое, шепотом, бормотание сотен тысяч идиотов. Или обезьян. То, что я слышал в своей голове, находясь рядом с Тьмой. То, что я недолго слышал вчера, когда нас всех накрыло.
– По мере приближения инцидента интенсивность шума нарастала, и по частоте, и по громкости, – пояснил Рашид. – Это не помехи в прямом смысле этого слова, это скорей звук чего-то.
– Тьмы, – сказал я.
– Да, Тьмы, именно.
Звук стал почти невыносимым, затем он превратился в сплошной, однотонный, все в зале сморщились так, словно у всех разом зубы заболели.
– Это сам инцидент. И вот… – Рашид поднял руку, и звук резко прервался. – Все. На этом все закончилось.
– Абсолютно все двигатели заглохли, на электростанции произошли сбои, сработали системы предохранения, – сказал какой-то незнакомый мне мужик в песочного цвета куртке, в очках в тонкой оправе. – Ничего страшного, но это показатель.
– То есть мы пока никаких других явных последствий, кроме заглохших двигателей, не видим, так? – снова заговорил Уоррен.
– Так. Но для авиации это катастрофа, турбины так просто не запустишь снова, – ответил мужик в очках. – Плюс в момент инцидента люди теряют ориентацию. Пара небольших аварий из-за этого случилась. И вот самолет разбился.
– Когда это может снова повториться? – Уоррен повернулся ко мне. – Какие-нибудь идеи?