— Жена? Это зачем же?
— А что, такие случаи бывали, — кивнул Романов. — Она, дура, думает: дай-ка я полиции скажу, с мужем побеседуют, дурь эту бунтарскую из него выгонят, я от тюрьмы его уберегу. А на деле, конечно, наоборот получается… Ты что так смотришь, словно у тебя гвоздь в сапоге вылез или зуб дергает?
— Да, зуб, — кивнул Ваня. И, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:
— А куда мы идем?
— К хорошим людям, моим новым друзьям, — отвечал максималист. — Помнишь, я тебе рассказывал, что сошелся тут с руководителями питерской организации эсдеков-большевиков? И что у них такие же проблемы, как у нас? Так вот, я веду тебя в редакцию «Правды», знакомить с товарищем Кобой.
— С Кобой? — Ваня чуть не поперхнулся, хотя ничего в данный момент не ел.
— Ну да, а что ты так удивляешься?
— Я? Нет, ничего, — ответил Ваня. А про себя подумал, что в один день пережить два таких испытания — одно, которое было на собрании, и второе, которое еще предстояло, — это, пожалуй, многовато.
Они сели на трамвай (причем Ваня признался Романову, что еще никогда не пользовался таким видом транспорта и потому все так внимательно оглядывает) и поехали в сторону от Путиловского завода, на Варшавскую улицу. Здесь вышли и, попетляв немного по переулкам, подошли к приземистому зданию, явно служившему складом. Об этом говорили и маленькие грязные окна, и железная дверь, на которой висел пудовый амбарный замок. Романов повел Ваню вокруг лабаза, в тупик между домами. Там в стене обнаружилась незаметная маленькая дверка. Руководитель максималистов постучался, и когда с той стороны спросили, кто пришел, ответил фразой, явно условной: «Мы за партией бланков для господина Цедербаума». Дверь приоткрылась, и они вошли.
Внутри все было совсем не так, как снаружи. Пространство «склада» было разгорожено перегородками на одно отделение побольше и несколько других, маленьких. В последних стояли столы, за которыми сидели несколько человек, что-то сосредоточенно писавших. Из другой комнаты доносился стук пишущей машинки «Ремингтон». Но его перекрывал мерный шум печатного станка, который стоял в большом помещении. Железная лапа ротапринта поднималась и опускалась и каждый раз несла в себе свежий оттиск газеты, где на заглавном листе выделялось знакомое Ване слово «Правда». И шрифт был тот же, который он видел на фотографии в школьном учебнике.
— А где товарищ Коба? — спросил Романов у человека, который их впустил.
— Вон там, у машинки, обсуждает что-то с товарищем Аллилуевым, — ответил тот.
Гости прошли в указанном направлении. В маленькой комнатке Ваня увидел двух человек, с разных сторон склонившихся над работавшей на «Ремингтоне» машинисткой. Один был постарше, с черной густой бородой; тыкая заскорузлым пальцем в текст, лежавший перед машинисткой, он говорил: