— Жара, — бормочу я, зажимая дырку в боку. — Во всем виновата проклятая жара.
* * *
… аромат роз сменился лилиями. Конечно, на похороны принято приносить эти белые восковые бутоны, с желтыми тычинками и удушающим запахом. Я вдыхаю его и стараюсь не улыбаться.
— … Такая потеря для мира музыки… во цвете лет… ужасная трагедия… Мир будет помнить гениального маэстро… Невосполнимая потеря…
— … как это произошло?
— … напали ночью… Город стал опасен… мы все в опасности. Неважно, кто вы… смерть забирает лучших…
— … воткнули нож прямо в сердце… говорят, какой-то бродяга, он уже признался…
— … невосполнимая утрата…
Черные одежды, белые лица и дождь. Мир вернулся на круги своя, перестав мучить жарой и раскаленным гранитом города. В нем снова появился воздух и белесый туман, что так красиво лежал в низинах и белым саваном укрывал гроб великого музыканта Ариса Тонаду. И я пытался скрыть улыбку, глядя поверх черной ямы в сырой земле на Милинду. Она тоже смотрела мне в глаза, смотрела, не отрываясь, но меня уже не пугала ледяная пустошь ее глаз. Меня уже ничего не пугало. И она чувствовала это, как всегда чувствовала мое настроение, с самого детства, когда мы играли в свои игры на чердаке.
Ей казалось, что она сможет меня переиграть.
Но она выигрывала лишь тогда, когда я ей это позволял…
* * *
Осень
Кристина
— Шелд, а как зовут архивариуса? — Кристина отложила ручку и откинулась в кресле.
— Патрик Пирот.
Сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь. Догадка, пришедшая в ее голову ночью после разговора с лордом Дартером, получила подтверждение. Пирот — фамилия дознавателя, собирающего улики по делу Марии Фрай. Кристина покосилась на молчаливого куратора, раздумывая, как сбежать в архив и поболтать со стариком. И словно подслушав ее мысли, Шелд положил ей на стол ящичек с кристаллами.
— Если пойдешь на нижний уровень, занеси архивариусу, я брал для пересмотра следов.
— Нашел совпадения? — без интереса, просто чтобы что-то спросить, сказала Крис.
— Нет.
Шелд снова сел в свое кресло и уткнулся носом в бумаги. Кристина пожала плечами. Ее куратор был не слишком разговорчив, хоть порой она ловила на себе его внимательный взгляд. Но вопросов, не относящихся к работе, он ей не задавал и о себе тоже не рассказывал. Хотя в целом вел себя с помощницей со спокойной доброжелательностью.
— Не задерживайся, — не поднимая головы попросил он. — Скоро прием гостей, ты мне понадобишься.
В холле возле высоких окон снова толпились посетители, прибывшие за воспоминаниями, кто-то ругался, что не верен список необходимых документов на память, кто-то сетовал, что не нашел достойный накопитель. Кто-то молчал, погрузившись в свои мысли. Такие обычно приходили за воспоминанием недавно почивших родственников, и этих гостей всегда можно было опознать по угрюмым лицам и взглядам внутрь себя.