На палубе воцарилась напряженная, тяжелая тишина. Расчеты замерли у орудийных постов, готовые в любой момент вернуть орудия в боевое положение… и только непрерывное бормотание наблюдателей, ведущих германца, нарушало общее выжидающее молчание.
– Степан, а что вообще германский патруль здесь делает? Мы же вроде бы рейх стороной обходим? – тихо спросил я.
– Под нами Эльзас, паря, – пожав плечами и дернувшись от боли в потревоженной руке, произнес мой собеседник с такой интонацией, будто этот факт все объясняет. Может быть, кому-то, но не мне точно.
– Старшина, патруль начал набор высоты… он уходит! – Голос наблюдателя не дал мне задать вертевшийся на языке вопрос.
А следом очнулась «вопилка»:
– Отмена боевой тревоги, господа мои. Готовность два. Огневой палубе – перевести орудия в походное положение. Замки открыть.
– Все слышали? Так чего застыли? Работаем, медузьи души! – зычно проорал Полукварта и повернулся в нашу со Степаном сторону. – Кирилл, проводи Степана к медику. Нечего здесь переборки кровью пятнать.
Получив приказ, мы с канониром переглянулись и, кивнув, отправились прочь с огневой палубы. Слова Полукварты будто послужили сигналом, народ зашевелился, загомонил, явно расслабившись. Заворчали механизмы станин, разворачивающих орудия, следом раздался лязг внутренних створок спонсонов, и прозрачный, но едкий, кисловатый дым от сработавшей взрывчатки сразу стал гуще, налился белесым цветом, расползаясь по палубе, но почти моментально исчез, втянутый натужно взвывшей вентиляцией.
Медик, тучный мужчина под пятьдесят, лысый как колено, встретил нас со Степаном во всеоружии. Стерилизаторы бурлят, операционная блестит – в общем, видно, что к бою готовился, точнее, к его последствиям.
– Вот, Еремей Михайлович, принимайте пациента, – прогудел Степан, кивком указывая на свою замотанную в бинты руку.
Толстяк хмыкнул.
– Опять ты… Как на этот раз угораздило-то, Степанушка? – со вздохом поинтересовался доктор, указывая канониру на затянутую белоснежной простыней кушетку. А когда тот уселся, принялся, не дожидаясь ответа, быстро разматывать промокшие бинты.
– Под тягу автомата заряжания угодил, – скривившись на миг, ответил Степан.
– Вот вечно ты куда-то не туда угодишь… а мне потом лечи. То синяки от полицейских дубинок, то триппер… – проворчал доктор, внимательно осматривая рану на руке матроса. Бросил взгляд в мою сторону. – Ну-ка, юнец, подкати-ка вон тот столик. Будем латать нашего невезучего… А ты не кривись! Уже привыкнуть должен был… сколько раз я тебе за последний год швы накладывал? Три? Четыре? Вот и пятый потерпишь. И скажи спасибо, что тяга кости не переломала, в пыль бы перетерла, тогда только ампутация.