– У меня много дел. Только что я узнал, что дядя занимал деньги у Джонни Стэга.
– Не очень приятная новость.
– И заложил ферму в счет долга.
– Забудь про это. Лучше пойдем в низину, постреляем броненосцев.
– Я слышал, что дядя обанкротился. Это правда?
– Все свободное от работы время он проводил в казино Туники, – сообщил Уэсли. – Ладно, закончим на этом.
Квин кивнул:
– Я зайду к тебе.
– Ты видел Анну Ли? – спросил Уэсли, улыбаясь так, словно собирался сказать скабрезность.
– Школьная жизнь давно закончилась.
– Хочешь повидаться с Бумом?
– Он следующий в очереди.
Уэсли покачал головой и поплелся к двери следом за Квином.
– У него, брат, супермаркет. Два дня назад Бум попал в историю. Дай ему немного времени прийти в себя.
– Что он сделал?
– А что Бум делает всегда?
– Ничего не делает.
Бум Кимбро сидел на пластмассовом детском стуле, почти сокрушив его своей массой. Его взгляд не фокусировался на чем-либо в тюремном дворе. Небольшой участок земли был окружен заграждением из колючей проволоки. Здесь не на что было смотреть, кроме как на голые деревья и пологие пожухлые холмы вдоль ленивого течения Большой Черной реки. Бум не мог слышать, как вошел Квин, которого Уэсли, открыв ворота, впустил внутрь. Когда же Квин приблизился на два фута, Бум просто произнес:
– Что случилось, Квин?
Квин взглянул сверху вниз на массивные плечи и затылок друга. Вокруг шрама у основания черепа волосы росли неровным ворсом. Несмотря на то что на улице было не выше нуля градусов, одет он был только в несвежую нижнюю рубаху, расстегнутую на груди, и светло-оранжевые брюки арестанта. В последний раз, когда Квин его видел, Бум тренировал полузащитников команды школы, в которой они прежде учились, и гордился тем, что получал дополнительную плату за службу в Национальной гвардии. Несколько лет назад Бума послали в Ирак для охраны транспортных колонн, где он пострадал он взрыва самодельного взрывного устройства и некоторое время провел на лечении в госпитале Уолтера Рида.
Обойдя Бума, Квин увидел, что у него осталась лишь левая рука. Черную щеку пересекал сморщившийся шрам. У него были ввалившиеся усталые глаза, шнурки армейских ботинок развязаны.
– Я пожму твою руку, но левую.
– Чем ты занимаешься? – спросил Квин.
– Чиню кувалдой счетчики оплачиваемого времени на автостоянке.
– Одной рукой?
– Разве я могу по-другому?
Эта единственная рука была массивнее той, что Квин помнил прежде. С мощным предплечьем и бицепсами, на которых проступали крупные вены. Квин предположил, что рука увеличилась, выполняя двойную работу.