— Толстой, Бунин, Горький, Тургенев, — произношу я вслух. Офицер таращит на меня глаза, солдаты окружают винокурню, в доме звучат их громкие голоса, затем они оживленной ватагой выходят оттуда и наперебой упрашивают лейтенанта разрешить им отведать вина.
— Так точно, — подтверждает Дешё, — немцев нет, зато есть вино.
Лейтенант не знает, как быть, посматривает назад, откуда они пришли, наконец что-то говорит Дешё.
— Просит дать по стакану вина каждому, — переводит Дешё.
— Дайте, — говорит Геза. — А я пока перевяжу пограничника.
Мы все бежим в подвал, Шорки первый делает изрядный глоток из лидера:
— Осмелюсь доложить, господа русские, вино отменное, ничем не отравленное, не бойтесь, пейте на здоровье.
Первым стакан осушает лейтенант, затем он подходит к краю стола и следит, чтобы кому-нибудь не вздумалось повторить. Мы разливаем вино, как заправские виночерпии, но нам они не предлагают выпить с ними или чокнуться. Все это продолжается не больше десяти минут, лейтенант подает знак, и взвод устремляется в гору, рассыпавшись веером в винограднике.
— А что будет с нами? — разочарованно спрашивает Фешюш-Яро.
— Что за черт, — разводит руками Галлаи, — даже оружие оставили здесь, если бы мы захотели, всех могли бы перебить.
Шорки подходит к двери, в руках его полный ливер, он запрокидывает голову и залпом выпивает его содержимое.
— И это все? — осклабясь, обводит он всех взглядом. — Напрасно мы трусили, господин старший лейтенант. Если так будет и впредь, я готов хоть по три раза в день сдаваться в плен.
— Этот взвод, — объясняет Дешё, — подразделение какого-то крупного гвардейского соединения. Его задача — прочесать местность и обезвредить оторвавшиеся во время отступления разрозненные группы немецких и венгерских солдат, остальное их не интересует.
— А что они сказали относительно нас?
— Велели ждать здесь и без оружия. Чтобы не было ни единого патрона. Придут тыловые части, нас соберут. Или, если не терпится, сказал лейтенант, можно идти в город и явиться в комендатуру.
— Уже и комендатура есть?
— Откуда мне знать.
— Черта лысого, не терпится, — говорит Галлаи. — Впрочем, если мы отсюда смоемся, я не настолько глуп, чтобы являться в комендатуру.
— Но эта проклятая форма!
— Шорки, что за дверце? Пошарил там?
— Меня накрыли, как только сунулся гуда.
— Идемте, — предлагает Фешюш-Яро. — Видите, они вас не съели. Даже лучше, что мы встретились с ними так. Только об одном прошу, Кальман, сразу же скажи им, что я коммунист, я отвечу за вас.
— Ну как? — спрашиваю я снова задумавшегося Дешё. — У тебя вновь возникают сомнения морального порядка? Оставь записку, укажи в ней наши адреса, чтоб им не пришлось долго искать нас.