— Гриш, ты забыл про Бельдюгу сказать, — напомнил Захаров.
— А этот пассажир здесь каким боком? — как-то странно насторожился начальник.
— Мне стало известно, что у Барона могут быть какие-то делишки с Бельдюгой. Он же — Бельдин Алексей Константинович. Говорят, того снова видели в Ленинграде.
— Я в курсе.
— Я в курсе, Иван Никифорович, что вы в курсе. Это я персонально для инспектора Захарова уточняю. А какого рода делишки, догадаться нетрудно, учитывая, что после пятой, если память мне не изменяет, ходки Бельдюга, по состоянию подорванного на лесоповалах здоровья, с голимым криминалом завязал. И теперь занимается исключительно посредничеством в части сбыта вещей и предметов с трудной судьбой. Есть сведения, что под Бельдюгой ходит несколько оборотистых хлопцев, так что на Барона можно попробовать выйти и через этих субчиков.
— Поздно спохватились, голуби.
— То есть?
— Вчера вечером Чесноков взял вашего Бельдюгу.
— Как?!
— Как? Решительно и беспощадно.
— И за что?
— А вот это надо будет у Чеснокова уточнить — может, за задницу, а может, и за воротник. А вы, браты-акробаты, я так понимаю, до сих пор не в курсе? — Майор Грабко неодобрительно покачал головой. — М-да… Взаимодействие в нашем богопротивном учреждении выстроено будьте-нате. А ведь взял Бельдюгу Петр Ефимович, между прочим, с поповского фарфора блюдом. Что проходит по списку украденного из квартиры твоего, Григорий, обувного директора.
— Мать моя женщина! И как же Чесноков на него вышел?
— Вышел и вышел. Тут ведь можно и так и эдак повернуть, — рассудил начальник. — Можно сказать, случайно. А можно, и личным сыском. К слову, Чесноков вчера же, по горячим следам, Бельдюгу и допрашивал. Да только по результатам доложиться отчего-то не удосужился. О чем и толкую — дисциплинка у нас в последнее время…
Иван Никифорович снял трубку, пару раз крутанул телефонный диск.
— Петр Ефимович, ты на месте? Прекрасно. А почему я все еще не наблюдаю у себя протокола допроса Бельдина?.. Ах, как раз собирался? Прелестно. Опять же у меня здесь Анденко с Захаровым. Ошеломленные и предвкушающие. Давай поднимайся. Ждем.
* * *
На главной, она же единственная, в Галиче площади, носящей, как водится, пафосное название площадь Революции, Барону и Ирине предстояло расстаться. Здесь их пути расходились — ей налево, к музею, ему направо — к вокзалу.
В данную минуту Ирина испытывала чувства смешанные, двойственные. С одной стороны — искренне радовалась, что Юрий нашел сестру, равно как гордилась тем фактом, что эта «находка» состоялась не без ее деятельного участия. С другой — испытывала тягостную печаль и тревогу, не будучи до конца уверенной в том, что человек, которого всего за один вечер умудрилась узнать и полюбить, вернется.