Барон интуитивно догадывался о ее терзаниях, а потому старался максимально деликатно зафиналить церемонию прощания. Огорошенный новостями о судьбе Ольги, все свои эмоции и чувства по отношению к Ирине он задвинул на второй план. Решив, что разберется и с ними, и с самим собой не здесь и не теперь — позже.
Да что Ирина! Даже доселе занимавшая едва не все его мысли жажда мести и твердое намерение привести в исполнение собственный приговор в отношении Самарина как-то сами собой приутихли, подуспокоились. В конце концов, что такое редкостный подонок дядя Женя в сравнении с вынырнувшим из небытия ангелочком Оленькой?
— Может, мне все-таки проводить тебя, Юра? Давай я быстренько добегу до музея и отпрошусь?
— Не стоит, Ириша. Во-первых, неизвестно, на какой и во сколько проходящий мне удастся сесть. А во-вторых, не люблю я все эти вокзальные досвиданки. Дальние проводы — лишние слезы.
— Так моя мама, покойная, любила говорить.
— Вот видишь. То ли дело встречи, правда?
— Правда.
— Ты случайно не в курсе, сколько идет поезд до Перми?
— Смотря каким ехать — скорым или пассажирским. В любом случае чуть меньше суток. Часов восемнадцать — двадцать.
— Всего-то? Плевое дело. В таком случае, думаю, деньков через пять-шесть жди меня обратно. Если, конечно…
Барон артистично запнулся, не докончив начатой фразы.
— Если что?
— Если это не слишком самонадеянно и нагло с моей стороны. Я про «жди».
Ирина наградила его печальной усмешкой:
— Перестань, тебе не идет.
— Что не идет?
— Ты прекрасно знаешь, Юра, что я УЖЕ начала ждать тебя.
Барон поставил чемоданчик на землю и, наплевав на условности и приличия, прилюдно обнял Ирину, крепко прижав к себе.
— Дорогой ты мой человечек! Спасибо тебе.
— За что?
— Есть такая старая, еще дореволюционная присказка: «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Вот так и со мной приключилось. Не было у меня за последние без малого лет эдак двадцать ни единого по-настоящему счастливого дня. Как вдруг — р-раз! И привалило. И тебя встретил, и сестру благодаря тебе нашел.
Они стояли на площади Революции и целовались.
Страстно. Долго. На зависть и на осуждение семенящих вокруг прохожих.
В числе последних оказалась и бредущая на работу музейная кассирша, она же на полставки уборщица, тетя Глаша. Застав Ирину Петровну в объятиях вчерашнего посетителя, она потрясенно выпялилась на этих двоих, а когда секундный шок от увиденного прошел, прибавила шагу, восхищенно бормоча под нос: «Ай да Ирка! Ай да тихоня наша!»
— …Ты, самое главное, вернись. Пять дней, шесть, десять. Это неважно. Сколько тебе потребуется, столько и… А я буду ждать.