— Не возлазаю, — великодушно разрешил мальчуган и, покосившись на горлышко выглядывающей из кармана Баронова пиджака бутылки, авторитетно уточнил:
— Это водка?
— Да нет, ситро.
— Неплавда. Водка.
— Откуда такие познания в столь юном возрасте?
— Мой папа такую пьет. А мама на него лугается.
— Правильно делает.
— А на тебя тоже? Лугаются?
— На меня, брат, некому ругаться, — развел руками Барон. — А то бы, само собой.
— Хоцесь, я на тебя полугаюсь?
— Сделай такое одолжение.
— Опять назлался? А седня по какому поводу? Или тебе узе и повод не нузен?
— Есть повод, дружище, есть. Душа у меня болит, понимаешь?
— А это где? Где голова?
— Это здесь, — указал Барон в область сердца.
— А у меня там никогда не болит. Только где локоть и еще коленки.
— Счастливый человек. Как звать-то тебя?
— Зейка.
— Как-как? Гейка?
— Неа. Зейка.
— Женя! Быстренько сюда! — раздалось за спиной призывно-зычное. — Мы уходим!
— Я посел, — сообщил малыш, спрыгивая на землю. — Не болей.
— Я постараюсь. Давай, брат Женька, счастливо тебе.
— И тебе, блат. Сяастливо.
Барон, улыбаясь, проводил взглядом смешного мальчонку, а когда тот с матерью удалился, тотчас помрачнел, невесело задумался: «Э-эх! Зейка-Гейка! Хоть и вором ты был, и, судя по всему, грехи и куда посерьезнее за тобой водились, а все-таки, как ни крути, спас ты мне жизнь. Цели такой, понятно, не ставил, однако же спас. Причем дважды. Первый раз, когда из Ленинграда вывел, а второй — когда мину на себя принял. По большому счету, именно благодаря тебе, друг ситный, в моей жизни появились Хромов, Митяй, Клавдия и еще несколько замечательных людей. Равно как вчерашняя Ирина и завтрашняя, хочется верить, Ольга. Так что помолился бы я за душу твою грешную, бродяга Гейка Равилов, да только не умею, не обучен».
Воровато осмотревшись по сторонам на предмет милиционера, Барон достал из кармана чекушку, запрокинул голову и допил остатки. Затем скосил глаза на часы: ровно через 25 минут скорый поезд «Москва — Владивосток» начнет обратный отсчет километрам, с каждым проворотом колес на шажок приближая его к Ольге.
Интересно, ёкается ли ей сейчас, в эту самую минуту?
Рассказывает Григорий Анденко
Ума нет — считай, коллега.
Это я о Чеснокове. Нет, конечно, Петр Ефимович — сотрудник заслуженный, в милицейских кругах авторитетом пользующийся. Обратно — воевал, боевые ордена и медали имеет. Здесь вопросов нет, сплошь почет и уважуха. Но! Брать Бельдюгу нахрапом и пытаться открыто, внаглую, раскрутить на подельников — это ж какое надо самомнение иметь! Да об Бельдюгу, если хотите знать, по молодости сам дядя Ваня Бодунов зубы обламывал. А уж тот был оперативным сотрудником от Бога, не чета нашему «доскопочетному» крючкотвору