— Не всем, только через одного, — улыбнулся Барон. — А меня, Ириша, не опасайся. Я вообще-то человек мирный. Просто немного за тебя переволновался.
— Спасибо. Признаться, я уже и забыла.
— Забыла что?
— Когда за меня кто-то в последний раз по-настоящему волновался, — не сразу ответила Ирина.
Эти слова дались ей с видимым усилием, поскольку прозвучали почти как… признание в любви.
* * *
Расположенная на первом этаже двухэтажного деревянного дома по улице Подбельского, квартира Ирины оказалась столь же очаровательна и миниатюрна, как и ее хозяйка. Условно разделенная ширмой на небольшую спаленку и чуть большую по размерам гостиную, помимо обязательных семи слоников на кружевной салфеточке и герани на подоконнике, она имела и свою ярко выраженную индивидуальность. А именно — картины и рисунки, занимавшие практически все пространство стен. Их было так много, что даже обои казались здесь излишними. Детские и взрослые, наивные и вполне себе зрелые, акварельные и карандашные — словом, на любой вкус, цвет и сюжет.
Пока Ирина, охая и причитая, хлопотала на кухоньке, Барон с пытливым интересом осматривался. Не выдержав, заглянул и в святая святых, за ширмочку. Но свет в спаленке был погашен, и толком рассмотреть ее содержимое не удалось.
— Дожила! — сердясь на саму себя, Ирина возвратилась в комнату, неся аптечку и кружку. — В доме даже йода нет. Хорошо хоть немного спирта осталось.
— Так это же замечательно! — усмехнулся Барон. — Спирт супротив йода — все равно, что столяр супротив плотника.
— От спирта, наверное, очень сильно щипать будет?
— Что значит «щипать»? Спирт суть продукт сугубо внутреннего употребления!
— Даже не думай! Для внутреннего! Надо всё хорошенько продезинфицировать!
С этими словами Ирина поставила стул под двухрожковую люстру и скомандовала:
— Садись вот сюда, поближе к свету. И голову чуть назад запрокинь.
Барон послушно уселся, откинул голову и, косясь, стал наблюдать за тем, как она выкладывает из аптечки на стол нехитрые медицинские причиндалы.
Вскоре и в самом деле запахло спиртом. Намочив кусочек ваты, Ирина приблизилась к Барону почти вплотную и взялась обрабатывать разбитый лоб осторожными, аккуратными промакивающими движениями.
— Очень больно? — поинтересовалась она участливо.
— Очень приятно, — честно признался он.
Замирая и млея от нежных женских прикосновений, Барон вдруг отчетливо, до мельчайших деталей, припомнил схожие ощущения, которые ему довелось испытать однажды, очень давно. Причем испытать в ситуации, удивительно перекликающейся с нынешней.
Ленинградская область, май 1942 года