– Нэт!
Даже Натали выглядела удивленной и одновременно виноватой.
– Извини, – быстро сказала она, избегая взгляда Хезер. – Я не хотела…
– Что я пропустил?
Хезер обернулась. Додж только что подошел, появившись из сверкающего лабиринта барахла и металлолома. Хезер задумалась, как они выглядели со стороны: Нэт, покрасневшая и виноватая, ужасно бледный Бишоп с дикими глазами и Хезер, сдерживающая слезы, и все еще потная после конюшни. Все они злились – в воздухе можно было почувствовать физическое напряжение между ними.
Вдруг Хезер поняла, что все это – результат игры. Это было ее частью.
Казалось, только Додж не замечает напряжения.
– Не возражаешь, если я закурю? – спросил он Бишопа. Тот покачал головой.
Хезер нарушила тишину:
– Я больше не играю. Я говорю это на полном серьезе. Игра должна была закончиться…
– Игра никогда не закончится, – сказал Додж. Нэт отвернулась от него, и на какое-то мгновение, на одно только мгновение он выглядел неуверенно. Хезер успокоилась. Этим летом Додж изменился. Он уже не был тем странным сутулым парнем, аутсайдером, которые три года ни с кем не разговаривал. Будто бы игра его как-то подпитывала, помогая ему расти. – Слышали про Зева? – Он выпустил прямую струю дыма. – Это сделал я.
Нэт повернулась к нему.
– Ты?
– Я и Рэй Хэнрэхэн.
На секунду воцарилась тишина.
Наконец, Хезер смогла спросить:
– Что?
– Это сделали мы. – Додж затянулся в последний раз и раздавил бычок носком своего ковбойского ботинка.
– Это против правил, – возразила Хезер. – Испытания назначают судьи.
Додж покачал головой.
– Это Паника, – ответил он. – Здесь нет правил.
– Зачем вы это сделали? – Бишоп дернул себя за левое ухо. Это было знаком того, что он разозлился, но старался этого не показывать.
– Это послание для судей. И для игроков. Игра будет продолжаться, что бы ни случилось. Так должно быть.
– Это неправильно, – возразил Бишоп.
Додж пожал плечами:
– Кто знает, что правильно, – сказал он, – а что – нет?
– А как же копы? А пожар? А Билл?
Никто ничего не сказал. Хезер вдруг осознала, что ее трясет.
– С меня хватит, – сказала она. Повернувшись, она чуть не натолкнулась на покрытую ржавчиной печь, которая вместе с перевернутым велосипедом знаменовала начало узкой тропинки, которая петляла через мусор и барахло и вела к дому. Бишоп позвал ее, но она проигнорировала его.
Она нашла Лили, сидящую на корточках в уголке двора, который не был захламлен барахлом. Малышка красила голую траву ярко-синей аэрозольной краской, которую она где-то откопала.
– Лили! – резко сказала Хезер.
Лили бросила краску и встала, выглядя при этом очень виноватой.