Тоня записала.
— А как тебя звать, девушка? — спросила она.
— Ма-ань? Игарам.
Тоня записала в тетрадку «Мария».
— Не так записала, — поправил Хойко, — она спросила, про ее ли имя спрашивают.
— Конечно, про ее, — смутилась девушка.
— Она говорит, что не знает своего имени. Ее звать Олена.
— Надоели мне эти китайские церемонии, — сказала Топя.
— Я не знаю, что такое китайские церемонии, — смущенно, точно извиняясь, сказал Хойко.
Тоня уныло посмотрела на Хойко и прислушалась. Стук топора прекратился. В чум вошел брат Васьки Харьяга. Он достал табакерку, понюхал и не торопясь посоветовал Хойко:
— В тундре худо жить — передай это хабене. В тундровом Совете знают, сколько у меня с братом олешек, пусть там спросит.
— Я это узнаю и у тебя, — сурово сжав губы, сказала Тоня, — завтра Васька Харьяг сам приедет и скажет мне. Иначе он не будет спокойно спать полгода.
— У тебя есть оружие?
Тоня вывернула карманы и открыла чемодан.
— Видишь, у меня нет оружия. Но завтра Васька Харьяг приедет ко мне и скажет, что у него олешков няхар йонар — три тысячи.
Мужчина пытливым взглядом обвел женщин, и те поежились от страха.
— В тунсовете записана только тысяча оленей, сват, — сказал Хойко. — В тунсовете думают, что у вас только один батрак…
— Нам нечего здесь делать, — захлопнув чемодан, сказала Тоня. — Нам не хотят говорить правду.
— Мы и без русских хорошо жили, — угрюмо ответил мужчина, — русским никогда мы кланяться не будем.
— До свиданья, брат Васьки Харьяга. Пусть завтра в мой чум приедут все ваши батраки. Послезавтра это уже будет поздно…
И Тоня вышла впереди Хойко.
Когда нарты двинулись в обратный путь, юноша и девушка услышали женский крик в чуме Васьки Харьяга.
— Он их бьет, — сказал Хойко.
Девушка вздрогнула.
— Остановись, — попросила она, — его надо проучить.
— Нельзя, хабеня, — мягко запротестовал Хойко.
— Остановись! — крикнула Тоня. — Я ему, сволочи, покажу!..
Хойко остановил упряжку.
— Ладно, поедем, — тихо сказала она, — пока еще рано… Надо обдумать. Гони скорее в тунсовет. Жалко, что я не собрала всех свидетелей.
Хойко улыбнулся и в низине между сопок, у кустов яры, остановил упряжку.
— Пиши, — сказал он, смеясь, — я ведь все знаю.
И озябшими руками Тоня записала страшные подробности жизни Васьки Харьяга и его брата. Хойко знал все.
— Что ж ты мне этого сразу в палатке не рассказал? — удивилась Тоня.
— Ты мне очень нравишься, — застенчиво улыбнулся Хойко, — мне хотелось ехать с тобой до самых теплых рек, откуда прилетают птицы.
— Ишь ты… — сказала Тоня и, сбросив варежки, провела озябшими руками по щекам Хойко. — Хочешь, я тебя поцелую?