— Здравствуйте, Тоня, — сказал он, удивленно рассматривая девушку.
— Здравствуйте, секретарь тундрового Совета! — засмеялась Тоня и помогла гостю снять совик. — А я думала…
Она смутилась, и легкий румянец тронул ее щеки.
— Понимаешь, какие они сволочи, Хойко, — неожиданно возмутился он, — им говоришь — плати страховые за батраков — не платят! Дай упряжки для геологической экспедиции — не дают!
— Да кто? — спросила Тоня.
— Кулачье и шаманы.
— Они — худой народ, — сказал Хойко. — Они — эксплуататоры.
— Что? — засмеялась Тоня. — Откуда ты такое слово узнал?
— Я три дня его учил, — сказал Хойко, — оно мне так понравилось, что я его знаю теперь наизусть.
— Он у меня молодец, — улыбнулся Миша Якимов, — только не надо говорить по-иностранному, Хойко, а то зазнаешься.
— Мне нравятся непонятные слова, — сказал Хойко.
Он весело посмотрел на друзей и, подмигнув, прошептал:
— Васька Харьяг уже здесь, однако. Позвать?
— Позови, — нахмурился секретарь тунсовета, — позови этого эксплуататора, — мрачно пошутил он.
Хойко вышел. Миша Якимов сел на единственный табурет, и лампа-молния осветила его усталое лицо.
Через минуту в оконце постучали, и вошел Васька Харьяг. На лице его появилась поспешная улыбка. В руках шамана чернел кожаный мешок.
— Здравствуй, власть, — сказал он, обращаясь к Якимову, — штраф приехал платить, чтоб ты не сердился.
И он высыпал из мешка полкилограмма кредитных билетов. Измятые, позеленевшие червонцы, пятерки, рубли рассыпались у ног секретаря тунсовета.
— Бери. У меня денег хватит.
Миша Якимов внимательно посмотрел на шамана, и взгляд его стал суровым.
— Нет уж. Плати сам.
— Да я неграмотный, не знаю, какие сколько стоят.
Секретарь тунсовета посмотрел на Тоню и попросил дать ему газету. Переложив на нее деньги, он сказал:
— Ну, гляди. Я при тебе отсчитываю. Вот это пятерка. Это десять рублей, это три рубля.
— Сам знаю, — хмуро ответил Васька Харьяг.
Получив нужную сумму, Миша Якимов написал расписку.
— Утром русскую хабеню повезешь по пармам, понял?
— Как не понять, однако? Понял. Повезу. Я власти не враг, — сказал шаман и торопливо вышел из палатки.
— Ну, мне надо ехать. До свиданья, Тоня Ковылева. Держись, девушка. Помни, кроме друзей, есть и враги. Они следят за каждым твоим шагом. Оружие у тебя есть? Ну и хорошо. Это на крайний случай…
Голос Якимова звучал участливо и грустно. Казалось, он сочувствует Тоне, точно зная, что ее ожидают лишь огорчения и обиды.
— Мне сегодня сто километров еще ехать. Избили комсомолку за то, что она читала пастухам газеты. У Коротаихи строится школа, проверю — все ли в порядке. Ну, дай твою лапу и не вешай нос, если что. Понимаешь?