Савонэ выслушала охотника и сказала, что подумает над этим вопросом.
Второй охотник, маленький и щуплый подросток, спросил, можно ли ему бить жену.
Савонэ подумала и сказала:
— Нельзя: бабе, думаю, больно, и она худых мужиков рожать будет. А кому худые мужики нужны?
— Правда, правда, — согласился охотник и, бесконечно благодарный, ушел из комнаты.
Третьей пришла девушка. Осмотревшись вокруг, она попросила совета, стоит ли ей жениться на русском плотнике. Она его очень любит, и они уедут из тундры куда-нибудь далеко.
— Женись, девка. Что русский, что тунгус — все едино хорошо. Только дальше уезжайте, а то отец побьет.
— Его Саней звать. Он такой хороший — красный, красный, как тундра в августе.
— Ну вот и живите, — сказала Савонэ, — плотники хорошие люди. Они всегда мне щепки давали. Хороших щепок давали. Женись, девка.
С этого дня неожиданная слава легла на плечи Савонэ. Пастухи и охотники, рыболовы и почтовые ясовеи-проводники — все приходили к ней советоваться о жизни. Она с сердечной заинтересованностью выслушивала их и говорила, что думает. Вечером Ислантий и судья разрешали ее сомнения. Утром клиенты Савонэ получали мудрые советы.
Так росла ее слава.
Начальник фактории товарищ Кузнецов вместе с Леной разъезжали по тундрам, и Ислантий, заметно скучая, поговаривал о них все чаще и чаще.
— Хороший хозяин у тебя, поп, — говорила Савонэ с уважением.
— У хорошего хозяина неплохой и помощник, — отвечал, улыбаясь хитро, Ислантий. — Пушнины сей год большой урожай, хвалить товарища Кузнецова сильно будут. Может, премию дадут. Прошлую зиму из самой Москвы мне самовар прислали. Сейчас еще, знать, дадут.
— Бедно ты жил раньше, поп.
— Плохо… Когда от цинги помер дьякон, я написал в епархию о церковушке. Ветер в ней свистит, тундровые мыши резвятся, а есть нечего. Из епархии прислали мне только «Церковные ведомости», а потом за хулу на бога остригли власа, и я стал охотником.
— Оленщиком лучше быть.
— Нет, я просто плохой поп был. Настоящий поп всегда сыт.
— Зачем ругать себя? Ты хороший человек. Ненцам ты не мешал жить. Пастухи тебя уважают и не боятся, как шамана.
— Какой из меня поп? — сказал Ислантий. — Мой отец сапожник, любил вино и церковную музыку и вот с большим трудом выучил меня на попа, а из меня охотник вышел. А долгогривых я сам не терплю.