Но как понял Шумилин, Николай I догадывался обо всем этом, и в случаях, касающихся Австрии, использовал своих личных агентов.
Тут вспомнилась история, приключившаяся с русским горным инженером Егором Петровичем Ковалевским. В 1837 году по просьбе Черногорского владыки Петра II Негоша Ковалевский был направлен в Черногорию для поисков и разработки золотоносных отложений. Но по всей видимости, золото интересовало его поскольку постольку. Дело в том, что Черногория в то время вела вооруженную борьбу с Австрией. Так что вместо поисков золотоносных жил Ковалевский возглавил отряды черногорцев и принял участие в пограничных стычках с австрийцами.
Когда же информация о похождениях Егора Ковалевского дошла до Нессельроде, разгневанный министр потребовал от императора строго наказать горного инженера. Но Николай, уже получивший подробный доклад от Ковалевского, перечитал его, после чего начертал на полях: «Le capitaine Kowalewsky a agi en vrai russe» («Капитан Ковалевский поступил как истинный русский»).
Дальнейшая карьера Ковалевского показала, что геология была для него скорее «крышей», под прикрытием которой он работал на русскую разведку. Не удивительно, что в 1856 году он был назначен управляющим Азиатского департамента министерства иностранных дел.
Военная разведка России варилась в собственном соку и занималась чисто утилитарными задачами. У разведчиков в форме русской армии неплохо получалось узнавать военно-технические секреты европейских коллег. Особенно отличился представитель военного министерства в Париже штабс-капитан Борис Григорьевич Глинка-Маврин. Он сумел наладить сеть информаторов, которые снабжали его ценной информацией о перевооружении французской армии. В частности, он раздобыл сведения «о разработке и производстве новых образцов огнестрельного оружия».
А вот настоящая разведка, целью которой было бы получение от своих агентов информации о ближайших планах потенциальных противников Российской империи, поставлена была из рук вон плохо. Сведения поступали, но они были отрывочными, а обобщить их и сделать соответствующие выводы было некому.
Шумилин понял, что разведывательные структуры существуют как бы сами по себе. Порой случалось, что они даже мешали друг другу, не зная о планах коллег из другого ведомства. Словом, все как в старой русской пословице: у семи нянек дитя без глазу.
Зарывшись в документы, которые в его времени имели бы грифы «совершенно секретно» и «особой важности», Шумилин все больше и больше понимал, что он вряд ли справится с порученным ему делом. Все-таки опыт сотрудника уголовного розыска не годился для того, чтобы организовать и руководить такой сложной и деликатной структурой, как военная разведка.