Ольга хорошо знала здание на набережной со сфинксами из Фив, которые появились здесь в 1834 году. Полюбовавшись на мрачные изображения египетских полульвов-полулюдей, она спросила у служащего Академии, как найти квартиру господина барона фон Клодта. Служащий, посмотрев на нарядное платье барыни и на дорогое колье на шее Ольги – подарок императора – почтительно склонился перед ней и предложил проводить до квартиры господина барона.
Петр Карлович Клодт, хотя и был чистокровным немцем, потомком крестоносцев из Вестфалии, но душой был русским. И немудрено – детство и юность он провел в Омске, где был очарован величием русских просторов и широтой сибирской души.
В Петербурге он окончил артиллерийское училище, но в отличие от своих воинственных предков, решил стать скульптором. Лучше всего у него получались лошади, изображать и лепить которые он начал еще в детстве. Женился Петр Карлович на племяннице жены знаменитого скульптора Ивана Мартоса, Иулиании, или как ее все называли – Уленьке Спиридоновой.
Супруга Клодта была бесприданницей, да и барон, несмотря на свою пышную родословную, был нищ, как церковная крыса. Но его скульптуры лошадей пришлись по душе императору Николаю I, и Петр Карлович стал получать заказы, финансовые дела его поправились. Семейство Клодтов выбралось из бедности. Дом барона был всегда открыт для гостей. И душой его была хозяйка – добрая и улыбчивая Уленька.
Именно она встретила Ольгу и, приветливо поздоровавшись с гостьей, проводила ее в комнату, где нашел убежище от сплетен и досужих пересудов Карл Брюллов.
– Карлуша, тут к тебе гости, – сказала баронесса, постучав в дверь, – Ольга Валерьевна говорит, что ты ее пригласил, чтобы нарисовать портрет…
– Спасибо, Уленька, – ответил Брюллов, – все именно так. Я попросил мадемуазель Ольгу посетить бедного художника в его скромной обители и оказать честь попозировать ему. Проходите, Ольга Валерьевна, заранее прошу у вас прощения за беспорядок в моей мастерской. Если вы готовы, то можно сразу приступить к работе.
Ольга с любопытством осмотрела комнату, сплошь заставленную неоконченными картинами, эскизами и рисунками. Она вспомнила, что Брюллов, по отзывам современников, был натурой увлекающейся и часто бросал работу над еще не законченной картиной, начиная рисовать новую, сюжет которой захватывал его. Порой он возвращался к неоконченному шедевру, а порой тот так и стоял в углу, и у Брюллова все не доходили до него руки.
– Садитесь вот сюда, Ольга Валерьевна, – сказал он, указывая на кресло у окна. – А впрочем… Нет, пожалуй, так будет лучше. Вы посидите, а я похожу немного, посмотрю на вас…